«Козни врагов наших сокруши…»: Дневники

скачать книгу бесплатно

«Козни врагов наших сокруши…»: Дневники
Никон Рождественский

Дневники выдающегося подвижника благочестия и церковного деятеля нач. ХХ столетия, автора лучшего труда о жизни и подвигах прп. Сергия Радонежского, после долгого забвения возвращаются к благочестивому русскому читателю. Записки охватывают трагический для России период – с 1910 по 1917 год, годы Первой Мировой войны и революцию. Владыка Никон дает духовную оценку происходящим событиям.

Архиепископ Никон (Рождественский)

«Козни врагов наших сокруши…». Дневники

По благословению Иоанна, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского

«…Ваши Дневники писаны кровью Вашего сердца и вызывают скорбь и боль, когда читаешь их, они точно анатомическим ножом вскрывают нагноения, которыми страдает наше бедное Отечество. Весьма желательно, чтобы они изданы были отдельной книгою и получили широкое распространение.

Польза будет великая…»

июнь 1911

    Из письма святителя Николая Японского к архиепископу Никону (Рождественскому)

Печатается по изданию : Архiепископъ Нiконъ (Рождественскiй).

Мои дневники. Выпуски I–VIII. 1910–1917 годы. Сергiевъ Посадъ. Типографiя Св. – Тр. Сергiевой лавры.

Никон (Рождественский) – великий святитель ХХ века

Александр Стрижев

Имя архиепископа Никона (Рождественского) постепенно в его творениях возвращается к русским людям, снова прочно входит в наш читательский обиход.

Естественно, о человеке такого масштаба, как владыка Никон, можно было бы рассказывать много и все равно всего не пересказать, потому как жизнь его была поистине подвижнической, насыщенной событиями ярчайшими. Начну с его детства.

В Подмосковье есть село Чашниково – совсем, можно сказать, неизвестное село. Оно памятно разве тем, что в нем 4 апреля 1851 года родился будущий архиепископ Никон.

В миру архиепископ Никон был Николаем Ивановичем Рождественским. Его отец, Иван Андреевич, скромный сельский дьячок; мать, Ольга Ивановна, была, как говорил впоследствии сам владыка, «Христова крестоносица» – она несла большой и тяжелый крест по воспитанию детей: в семье было двадцать два ребенка. Жили в чрезвычайно бедных, стесненных условиях, так что можно представить тот груз забот, который лежал на плечах этой сельской женщины.

Вот как впоследствии сам будущий владыка описывал свое детство:

«С первых дней сознательной жизни, как только я себя помню, я вижу себя на руках родителя, который носил меня чрез сугробы снежные в Божий храм; я любил ходить туда не только в праздник, но и в будни, не только на службу Божию, но и в то время, когда мой родитель – дьячок – топил церковные печи. Со стен церковных смотрели на меня лики угодников Божиих, лики серьезные, благоговейные, с молитвенным выражением. В воздухе ощущался запах ладана и воска. Казалось, что в этой священной тишине незримо, но сердцу ощутимо, носились ангелы Божии. Таинственная завеса в Царских дверях, святая плащаница за клиросом, старые, потемневшие хоругви, ряды икон, уходящие к сводам храма в иконостасе, – все говорило детскому сердцу: это – не простое место, это – храм Божий…» Николай Рождественский от природы был хилым мальчиком, к тому же в пятилетнем возрасте он ослеп на один глаз. И вот такой полукалека сумел развернуться в гиганта. Великие способности у него определились как-то сразу. К восьмилетнему возрасту он уже три раза прочел славянскую Библию. Представьте, одноглазный мальчик сподобился прочесть огромную книгу, прочесть три раза на церковнославянском языке! Помимо этой книги, он прочел еще несколько томов Четьих-Миней, прочел и другие основные великие православные церковные творения.

После окончания сельской церковноприходской школы Николай поступил в Московское духовное училище, где считался тоже первым учеником. Закончив несколько духовных училищ, Рождественский не стал поступать в Духовную академию, поскольку ему надо было добывать хлеб самому. Та к что высшего богословского образования Николай не получил, но впоследствии, по обширным его знаниям, он будет избран почетным профессором Московской Духовной академии.

В 1874 году Николай Рождественский стал послушником Ново-Иерусалимского монастыря, основанного в XVII веке патриархом Никоном, пошел узким, тернистым монашеским путем. Некоторое время он подвизался в этом монастыре. А с переводом оттуда настоятеля, отца Леонида (Кавелина), наместником в святую Троицкую Лавру туда же перешел и его послушник. Видно, так инок и наместник сдружились, что не захотели расставаться.

Прошло еще несколько лет, и в 1880 году Николай Рождественский принял постриг с именем Никон. В переводе на русский «Никон» – «побеждающий». Такое вот выбрали ему имя, и впоследствии он действительно будет побеждать врагов Церкви, врагов России.

Литературные способности проявились в Никоне чрезвычайно рано. Еще в училище он издавал журнал, писал стихи, причем неплохие стихи. Слава Богу, его архив уцелел в революционные годы, и там, если мы откроем его папки, увидим и стихи ранних лет, и разного рода дневниковые записи. Литературная склонность в нем как-то весьма быстро определилась и приняла оригинальный характер. Стиль его письма – неподражаемо оригинален, всегда трепетно-динамичен, а главное, за что бы ни брался Никон, в нем чувствовался полемический задор – своими писаниями он весьма убедительно давал отпор разным извратителям истины. Будучи послушником в Лавре, еще до принятия монашеского пострига, в 1879 году Никон начал выпускать Троицкие листки. К Троице притекало множество паломников, собственно, вся богомольная Россия стремилась посетить эту святыню, чтобы припасть там к цельбоносным мощам преподобного Сергия. И народ по всем углам России в котомках нес листки, издаваемые в Лавре Никоном. Лаврская типография печатала их буквально сотнями тысяч штук; в общей сложности этих листков было напечатано более миллиона. Листки продавали по копейке, а иногда давали и даром. Когда паломник возвращался в родное село, он собирал богомольных людей – тогда вся крестьянская Россия была православной, по-настоящему богомольной, – и соборно читались вслух эти листки, люди утешались, находили в них много мыслей нужных. Та к читающая православная Россия получала душепитательное слово Лавры.

В те молодые свои годы Никон сумел создать классическую книгу «Житие и подвиги преподобного Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца». Эту книгу переиздают и теперь – о великом святом ей равных нет. Написанная образным языком, книга настолько проникновенна, что даже черствое сердце наскоро разогреется и возгорится богомыслием при чтении ее замечательных страниц. Впервые книга о преподобном Сергии вышла в 1885 году и весьма быстро выдержала пять изданий – ее искали, ее читали, ее любили и любят до сих пор. Как сказал Иван Сергеевич Аксаков, книга «исполнена благотворной красоты, которой подражать нельзя».

Вот такой это был талант литературный! Мы иногда выпускаем из виду, что ведь и среди духовных публицистов было много одаренных литераторов. Часто думают, что церковная публицистика бесцветна. Ничего подобного! Церковная публицистика в лучших своих образцах – это еще и замечательные литературные произведения. Вспомним, к примеру, статьи и пламенные Слова святого Иоанна Кронштадского, проповеди протоиерея Иоанна Восторгова или того же архиепископа Никона – все это, конечно, публицистика высочайшего уровня.

За Троицкие листки Никон получил Макариевскую премию в 1900 году. Те м самым высокое церковное начальство достойно оценило его работу. Естественно, был у него рост и по церковной линии: уже в 1904 году мы видим его епископом Муромским, затем он занимает Серпуховскую кафедру, позже становится настоятелем Свято-Данилова монастыря.

В 1905 году, когда разыгралась жестокая революция, епископ Никон не мог промолчать об этом ужасном разорении России. И вот 16 октября того бедоносного года в «Московских ведомостях» он печатает замечательную статью против кромешников: «Что нам делать в эти тревожные дни?» То есть что делать русским людям в такое лихое время. В статье он призвал русских людей сплотиться и дать отпор врагам России.

Этот призыв вызвал яростный накат еврейской печати на позицию Никона. Либеральные публицисты, чужероды вкупе с иудействующими, изрыгая хулу на подвижника Христова, вовсю выказывали свое обличье ненавистников России. Впоследствии, уже в наше время, у этих публицистов и даже иереев, пропитанных обновленческим духом, объявятся последователи. Я имею в виду священника-филокатолика и ярого русофоба Георгия Чистякова. Это он, современный обновленец, встретит с ядовитой пеной у рта выход в свет предтечи нашего издания – книги публицистики владыки Никона «Православие и грядущие судьбы России» (издание Псково-Печерского монастыря, составитель – иерей Ярослав Шипов, 1995 г.). Провокационная рецензия Чистякова пришлась по душе разве что русофобской, так называемой «Русской мысли» (1996, № 4137) и ее сеятелям римокатолической ереси на нашей земле. Всем же людям, просвещенным Светом Христовым, даже и робкое то издание пошло на пользу. Оно усвоено и стало залогом будущих более полных сборников публицистики бесстрашного Святителя.

Разного рода революционеры и смутьяны, естественно, и все ненавистники России с ними, ополчились тогда, в 1905 году, на владыку Никона, стали его проклинать на страницах «прогрессивной» печати за призыв к русским людям сплотиться, отвергнув путь позора и предательства своей страны, предательства своих же собственных интересов. Видите ли, Никон зовет людей одуматься и сплотиться! Виданное ли это дело! Началась оголтелая массированная атака, направленная против владыки Никона, докатившаяся и до Святейшего Синода. А в Синоде были в то время не все такими, как епископ Никон. Та м были и те, кто иногда подыгрывал революционным страстям. Один из них – Петербургский митрополит Антоний (Вадковский) – личность известная в истории Церкви своей двусмысленностью, симпатиями к разного рода прогрессистам-революционерам и к церковным реформаторам. Именно он настоял на том, чтобы удалить владыку Никона из Москвы и из Троицкой Лавры, упрятав его подальше, в глубинку. И настояние Антония (Вадковского) поддержали синодалы, ведь Синод буквально завалили требованиями от лица так называемой «прогрессивной интеллигенции» и «трудящихся», раскрученных революционерами. В Синоде пошли им навстречу, назначив епископа Никона на Вологодскую кафедру. По существу, его услали подальше от Москвы, полагая, что в удаленном месте он будет потише. На календаре был 1906 год.

Но владыка Никон не тот человек, чтобы вдали от Москвы сидеть тихо. В церковной печати он продолжал выступать с прежней прямотой. Причем все, о чем он говорил раньше, выражал еще более ярко. Это был важный этап его борьбы против революционеров и разложенцев разного рода.

Побыв какое-то время на Вологодской кафедре, владыка Никон попросил в 1912 году об увольнении с занимаемой церковной должности. Его прошение удовлетворили – и он снова осел в родной Лавре. Но еще до возвращения Никон стал выпускать в Лавре журнал «Троицкое слово». Этот замечательный журнал – его детище, его творение, и творение, можно сказать, самое любимое. В журнале, буквально в каждом номере, были статьи самого владыки Никона. Причем это были не какие-то заметки, а большие статьи, в которых взят за основу злободневный момент из жизни России и вокруг этого события, сугубо современного (для той поры, конечно), разворачивались рассуждения самого Никона. Как правило, получался либо яркий памфлет против властей предержащих (кто, по существу, тогда работал на развал России), либо обличительная статья против всякого рода революционных отщепенцев, которых было много в разных сословиях, в том числе и в духовном. В духовных семинариях и даже в правой печати было много людей, стремившихся расшатать устои общества и Церкви. Возьмем такого правого публициста, как князь Владимир Петрович Мещерский, издателя газеты «Гражданин». Издавал он эту газету много десятилетий, еще вместе с Достоевским когда-то начинал ее выпускать. Та к вот, даже князь Мещерский и тот как-то сочувствовал разным веяниям революционной новизны. Тогда, несмотря ни на какие сложности, ни на какую дружбу, выступил с боевой статьей архиепископ Никон и весьма доказательно вскрыл всю несостоятельность такой двойственной позиции, если речь идет о спасении России. Никон не признавал никакого компромисса ни в чем. И ежели человек изменял нашему православному русскому идеалу, владыка брал обличающий бич и бичевал его.

Та к было всегда: касалось ли это публициста Василия Розанова, который чрезъестественно метался и был весьма непостоянен, – владыка Никон отстаивал принципиальные интересы Церкви и веру нашего народа. Взять, к примеру, духовного писателя Евгения Николаевича Поселянина (его настоящая фамилия Погожев). Когда отпал от Церкви Лев Толстой, Поселянин стал сомневаться, правильно ли поступила Церковь в своем определении по этому факту, начал делать разного рода заявления: дескать, это великий писатель и к нему нужна особая вероучительная мерка. Тогда весьма твердо ему ответили некоторые церковные авторитеты. Ответил ему и архиепископ Никон, сказав, что никаких колебаний в отношении графа Толстого быть не может – он сам завещал не отпевать себя, не ставить над его могилой креста… Что же вы хлопочете? Он сам, добровольно отпал от Церкви. Есть письменное его заявление на этот счет, и устные указания он давал своим приближенным… Зачем же лицемерить? Споры эти разгорались в печати уже после Толстого. Самое существенное то, что архиепископ Никон еще при жизни Льва Николаевича твердо защищал Православие от его нападок.

Начало XX века, помимо прочего, отмечено еще и оживлением сектантской агрессии. Повсюду возникали секты и оживлялись старые, угасшие лжеучения пашковцев, толстовцев, духоборов, молокан, хлыстов. Стали популярными спиритизм и теософия. Несть конца этому богоборчеству! Секты порождены были в какой-то мере самой явью внутри России, но очевидной была и совершенно наглая конфессиональная агрессия с Запада. Срабатывали те же самые приемы, которые мы наблюдаем и сейчас. Против всего вредоносного надо было выдвигать православную истину – истину не тускнеющую, истину, которую мы всегда носим в своем сердце. К сожалению, и в лоне самой Русской Церкви, и в кругу либеральной богоискательствующей интеллигенции появились свои лжеумствования – например, «софиология», проповедником которой был Сергей Булгаков и другие религиозные вольнодумцы.

Одно из лжеумствований, доставившее много хлопот Православной Церкви и, в частности, архиепископу Никону, – кривоверие «имябожников», вылившееся в так называемую «афонскую смуту». Афонская смута особенно свирепствовала в 1913 году. С чего она началась?

В среде афонских монахов (а их было много: в русских монастырях на Афоне тогда спасалось 1700 монахов из России) еще ранее той даты завелась прелесть суемудрия, вскоре она переросла в примат ограниченного познания – в имябожническую ересь. В принципе вся эта ересь умещалась в несколько строчек: имябожники утверждали, что в самом имени Бога присутствует Сам Бог. Наши церковные иерархи, в их числе архиепископ Никон, и говорили, и писали против этой ереси еще до того, как смута достигла апогея.

В 1913 году беспорядки превзошли всякие мыслимые размеры, и тогда Синодом на Святую гору был отправлен Никон (он в ту пору был уже членом Святейшего Синода), чтобы умиротворить бунтующих монахов-имябожников, откровенно терроризировавших всех, не согласных с их лжеучением. Но бунтовщики угрожали расправой, у них появилось оружие. На Афон проникли революционеры – прятались там и верховодили. Были у них типографии, в которых печатались возмутительные листовки.

На Афон пришлось ввести войска, которые находились на вспомогательных суднах. Против мятежников оружие не применялось: их громадную толпу разогнали струями воды из брандспойтов. Дело обошлось без кровопролития. Двести матросов выселили со Святой горы всех бунтовавших имябожников (их было около тысячи). Бунтари были вывезены в Россию и размещены по разным монастырям, в основном на Новом Афоне. Та к что разговоры, будто с имябожниками поступили жестоко, будто бы их заковали в кандалы и чуть ли не избили, не соответствуют действительности. Что касается «правоты» лжеучения, то она тогда же были опровергнута многими богословами, Определением Святейшего Синода Российской Церкви и двумя вселенскими патриархами.

Современные апологеты имябожия утверждают, что из-за подавления афонской смуты произошла революция… Это чисто сектантские рассуждения. Никакого влияния ни на революционный процесс в России, ни на падение российского трона имябожничество не оказало. Это был внутрицерковный раздор, внутрицерковная распря, носившая локальный характер. Когда произошла революция, то монахи-имябожники тоже во многом пострадали. Главный их бунтарь, Антоний Булатович, был убит в 1919 году. И многие другие кривоверы пострадали, так что в какой-то мере имябожники тоже относятся к числу жертв революции. В этом отношении их, безусловно, жаль.

Я уверен, что с имябожнической ересью достойно разберутся, да и уже разбираются. А вот роль святителя Никона в разоблачении этой ереси, в пресечении ее будет, безусловно, отмечена достойно, как роль положительная. И разного рода толки о нем как о человеке, поступившем жестко по отношению к еретикам, совершенно беспочвенны. Всем, кто сомневается в моих словах, советую прочесть книгу самого архиепископа Никона «Меч обоюдоострый». Сейчас она переиздана и доступна каждому. В ней весьма убедительно и правдиво пишется о всех тех событиях.

Если бы святитель Никон не вывез смутьянов (было употреблено меньшее зло), если бы он не применил этот радикальный способ – мы бы лишились на Афоне наших великих святынь. С Божией помощью они сохранились, и, надо сказать, наши монастыри опять множатся числом своих насельников. С Божией помощью туда притекают сотни и даже тысячи паломников в год. И те, кто распространяет хулу на архиепископа Никона, по существу, действуют слепо. А на обывательском уровне толки о том, что революция произошла из-за удаления афонских монахов, о том, что все наши последующие бедствия произошла из-за того, – все это несерьезный, вздорный разговор, который в основном культивируется самими имябожниками.

Голос владыки Никона был слышен по всей России. И перед революцией не было, пожалуй, более ярких выступлений с церковной кафедры, чем выступления владыки Никона. Его статьи и вся его публицистическая полемика, которая выносилась на страницы «Троицкого слова», были блестящи. Одно время он был еще председателем издательского отдела Святейшего Синода, так что как бы в его подчинении находились и многие церковные издательства. С его же изданий духовная цензура была снята – так ему верили! И вот в этих журналах, в частности, в «Троицком слове», он печатался каждую неделю (журнал выходил еженедельно). За год накапливался целый том, и такие тома выходили под заглавием «Мои дневники». Их вышло много, все они, наконец, дождались поры, когда мы их сможем прочесть.

В последние годы своей жизни святитель Никон издает книгу Сергея Нилуса «Близ есть, при дверех». В этой книге было показано, что сатана уже стоит на пороге и вот-вот сейчас он перешагнет этот порог, при дверях стоит нашего жилища. Та к и произошло: свершилась февральская революция. Временное правительство отдало приказ уничтожить тираж этой книги, ликвидировать и другие тиражи в типографиях Троицкой Лавры. Сам владыка Никон буквально за год до переворота 1917 года ушел на покой – он как бы предвидел, что скоро начнутся жуткие кровавые времена, начнется истребление людей. В 1917 году, когда митрополита Тихона избрали Патриархом, архиепископ Никон обратился к нему с письмом, а в нем просил Святейшего призвать всех православных к стоянию против красных врагов России, призвать православных стоять твердо за веру, вплоть до принятия исповеднического венца. Такой призыв совершенно понятен, если знать характер Святителя. Владыку не пугала никакая расправа, его не согнули никакие угрозы. Ведь он напрямую обращается к главе Православной Церкви, чтобы от лица Церкви дать отпор революционной черни и ее предводителям в лице богоборческой власти.

Тогда он еще какое-то время мог находиться в Лавре, несмотря на погром «Троицкого слова». Троицкие листки уже больше не выпускались, журнал для богословов «Богословские труды» тоже прекращал существование. Все печатное дело большевики подмяли под себя – никакого печатного слова от лица Церкви уже существовать не могло. И архиепископ Никон, по сути, мог только совершать службу в лаврских храмах.

Существует небольшое воспоминание Василия Розанова о том, как выглядел в революционные Дни святитель Никон. В своих записках Василий Васильевич признается, что он всегда не любил Никона за его прямоту, за его совершенное отвержение космополитической русской интеллигенции, за разоблачение ее ложных идеалов (которых придерживался и сам Розанов, безусловно). А у людей просвещенных, которые просвещены Светом Христовым, не было вражды к владыке Никону, а вот у любого русского «размагниченного» интеллигента к нему была ненависть. И когда Розанов стоял на последней службе архиепископа Никона в Троицком соборе Лавры, он почувствовал: это какая же сила в нем – в этом слепом, невзрачном, невысоком человеке! И откуда такая гигантская, притягательная сила? Розанов сознается, что был не прав по отношению к нему: «Я называл его дуроломом, а это святой, великий человек! Ему не в чем упрекнуть себя!» Та к откровенно Розанов напишет о пробудившейся симпатии к Святителю.

Скончался архиепископ Никон в декабре 1918 года, по новому стилю это 12 января 1919 года. По одной из версий, владыка подвергся нападению революционной черни, был жестоко изуродован и убит. Это случилось за воротами Лавры. Будто бы его даже обезглавили. Версия устная, ее я слышал от людей, многие годы проживших в Сергиевом Посаде. Убийство было возможно, потому что Никона ненавидела вся большевистская верхушка круга Зиновьевых, Каменевых, Троцких Лениных. Весь сатанинский синклит врагов и мучителей России занимался истреблением защитников церковных и национальных интересов народа. Злодейски, на глазах у детей, расстреляли публициста Меньшикова – и кто помешал бы так же жестоко расправиться с архиепископом Никоном?

По другой версии, владыка скончался своей смертью.

Когда кто попадет в Лавру – а туда тысячи людей ходили и будут ходить, – тот непременно обратит внимание на черный большой крест, что позади Свято-Духовского храма. Под этим крестом покоится тело архиепископа Никона (Рождественского). Помолитесь тут и вспомните владыку, почтите его память. Благочестивая, богомольная Россия, вставая на ноги, чтит великого подвижника.

Безбожная Россия ушла в сень смертную, ушла туда насовсем. Пробуждается православная Россия, и она не забудет это имя. Память об архиепископе Никоне для нас незабвенна, дорога, и мы будем просить Господа упокоить в небесных селениях Своего великого молитвенника.

Мои дневники

1910 год

№ 1

Без елея гаснет светильник…[1 - При переиздании книги “Мои дневники” (нынешнее название “Козни врагов наших сокруши…”) редакторы в большинстве случаев постарались сохранить авторскую орфографию.]

1 февраля. Ровно 31 год тому назад, 1 февраля 1879 года, вышел № 1 “Троицких Листков”; ныне выходит № 1 “Троицкого Слова”. Признаюсь, в 1879 году я робкою рукою ставил № 1 на листке, неуверенный, выйдет ли № 2. Бог благословил это начинание: по сей день вышло более 1300 № № листков в количестве более 140 миллионов оттисков. Благословит ли Господь новое начинание мое – во славу Его? Да будет Его святая воля! Верую, что ведь не мы творим добро, а Сам Он – в нас и чрез нас творит волю Свою святую…

Мы живем в тяжелое время. Со всех сторон мрак сгущается: всюду есть великая потребность возжигать свечи… Если наше издание внесет хоть самую малую искру Божьяго света в народную русскую душу, которая так изстрадалась от окружающего ее ядовитаго тумана, – и за то слава Богу. Чувствуешь, как все дальше и дальше мы уходим от источника света – от святаго нашего Православия. И что особенно прискорбно – даже в среде верующих, считающих себя православными, теряется основное начало православного мировоззрения, православной жизни. Люди высокообразованные, верующие, как бы потеряв под собою почву, нередко позволяют себе рассуждать о предметах веры по своему смышлению, и не подозревая, что в таких вопросах есть непререкаемый авторитет, коему сын Православной Церкви должен подчинить свое личное мнение. Получается впечатление умнаго, но невежественнаго младенца… Что уж говорить о тех, которые свое смышление ставят выше всякаго авторитета? Беседу с такими о предметах веры, если они назовут себя верующими, кажется, всего практичнее начинать с вопроса: верите ли вы в Господа Иисуса Христа, Бога воплотившагося, воскресшаго из мертвых и грядущаго судить живых и мертвых? Верите ли вы в то, что вы сами – грядет час – восстанете из гробов своих в последний день? Верите ли вы в сей страшный суд, вечное блаженство праведных и вечныя муки грешных? И если они на эти вопросы ответят утвердительно, то можно продолжить беседу; если же станут колебаться, уклоняться от ответа, то и беседа безполезна. Есть и еще вопрос подобного рода: веруете ли вы в бытие злых духов, в темное царство сатаны?.. И если не “устыдятся” эти просвещенные люди прямо сказать: “всеконечно веруем, что без этой веры нет и христианства”, то есть надежда вернуть им православное мировоззрение. Иначе – напрасно они себя прельщают, будто они христиане – не говорю уже об их православии. И все эти люди – в недрах Православной Церкви! Правда, только на бумаге, только считаются православными, но ведь сколько же их! И они воображают, будто принадлежат к Православной Церкви!.. Не скорбно ли сознавать все это? Не больно ли чувствовать пастырскому сердцу?

И вот такими-то полуверами, на деле же – неверами, и пользуется сатана – мы называем прямо этого князя тьмы – и пользуется, чтоб подготовлять почву для полного неверия в среде православных. И такие-то полуверы нередко стоят у кормила правления в разных сферах русской жизни, они-то нередко и вершат вопросы, касающиеся Церкви в ея отношениях к государству, держат в руках своих законодательство, направляют его во вред святому православию и в пользу ересям и расколам. Под их влиянием отнимается ограждение закона от двора Христова, чтоб был туда свободный доступ врагам Церкви, чтобы младенчествующия чада Церкви расхищались безпрепятственно волками хищными. Под их влиянием наше юношество начинает стыдиться исповедывать учение Церкви во всей его чистоте и полноте, наши писатели, даже из верующих, подслуживаются духу времени, наши ученые боятся пролагать самостоятельные пути в науках естественно-исторических, чтобы не показаться “отсталыми”, умалчивают о всемогуществе Божием, чтобы не быть осмеянными от врагов Бога и людей… Что делать нам, чадам Церкви?

Когда усиливаются ветры, дерево углубляет свои корни. Будем же укреплять в своих сердцах нашу святую веру. Когда на дворе спускается ночь, усиливают свет в доме. Будем же возжигать светильники веры, умножая елей любви в лампадах сердца. Без елея гаснет светильник: без дел любви, без смиреннаго исполнения Христовых заповедей нет живой веры. Вера без дел мертва есть.

№ 2

Мечеть “поганская” среди русских святынь

Не знаю, как вы, читатели мои, но я с болью сердца, с каким-то необъяснимым страхом думаю о том, что творится у нас на Руси… “Троицкое Слово” читают православные русские люди; думаю, что они поймут меня: ведь они – не то, что наши либеральные отщепенцы от Русскаго народа, они еще живут одною жизнию с народом православным. И вот я поведаю им скорбь мою, печаль моего грешнаго, но верующаго сердца.

Внимайте, как сатана издевается над нами, православными!

В столице нашей, в стольном граде Св. Петра, хотя по прихоти Петра Великаго и именуемом немецким словом “Петербург”, но все же остающемся, милостью Божией, русской столицей, заложена татарская мечеть. Наши предки благочестивые отплюнулись бы, сказали бы, что обманщик Аравийских пустынь, лжепророк Магомет не посмеет свить себе гнезда между историческими святынями русскаго города, между Петропавловским собором, где покоятся великие носители русских идеалов – православные Государи наши – с одной стороны, и древнейшим храмом столицы Троицким собором – с другой… Ведь тут же, недалеко и величайшая святыня Петербурга – чудотворный нерукотворенный образ Спасителя. Зачем, зачем понадобилось именно тут, в виду этих святынь, строить мечеть “поганскую”, как бы сказали наши предки?.. Не с тою ли целию, чтобы эта постройка, о которой газеты пишут, что она своею красотою превзойдет все мечети европейских столиц, чтоб эта мечеть, горделиво поднимаясь над нашими родными святынями, как бы смеялась над ними? Чтобы ея сторож – “муэдзин” выкрикивал со своей вышки над русскою столицей: “один Аллах и Магомет – пророк Его!..” Не затем ли, чтоб татары, коих мечети были разрушены когда-то нашим славным Царем Иоанном Грозным в Казани, смеялись теперь над православными: “вот-де вам доказательство, что наша вера правая: чрез 350 лет наша луна стала выше вашего креста!..” И это ведь пойдет из рода в род навеки, и если суждено Русской земле остаться православною, если благословит Бог русским людям отрезвиться от современнаго опьянения лживым либерализмом, то вечная укоризна ляжет на тех, кто не сумел, не захотел отстоять наши святыни от такого оскорбления!..

Но постой, подожди, русский православный человек! Этого мало: сатана готовит тебе еще горший гостинец, еще более оскорбительное издевательство над твоею верою… на окраине, правда, но все же в пределах того же Петрограда, говорят, скоро будет строиться и языческое капище… Привезут идола из Китая, посадят его в этом капище на высоком престоле и будут кадить пред ним, возжигая курения… Найдутся, без сомнения, среди наших безумных, отрекшихся от Бога интеллигентов и особенно интеллигенток, разных стриженых девок и потерявших стыд барынь такия, которыя пойдут в это капище, чтоб принести курения новомодным божкам из Китая, чтобы показать на деле свою “свободу от суеверий христианских”, чтоб принести жертвы сатане… О Русь! До чего ты дожила?!!

Еще немного, – и кто же поручится, что во имя той же “свободы” от всякой совести и здраваго смысла создадут храм и самому сатане с его ангелами и станут приносить ему жертвы, – кто знает? – может быть, и кровавыя… В наше время все может случиться! Мы приближаемся, очевидно, к тем временам, о коих говорит св. Апостол Христов Павел: “Дух же ясно говорит, что в последния времена отступят некоторыя от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, чрез лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей (1 Тим. 4, 1–2). Наступят времена тяжкия… здраваго учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которыя льстили бы слуху, и от истины отвратят слух, и обратятся к басням” (2 Тим. 3, 1; 4, 3–4). А что последует за сими тяжкими временами – лучше сами прочтите во втором послании Апостола Павла к Фессалоникийцам (гл. 2). Да, мы видимо приближаемся к этим “тяжким временам”. Люди, мнящие себя быть руководителями народа, величающиеся “передовыми”, в большинстве своем, оторвались от веры и благочестия предков своих, от веры народной, в душе своей уже стали неверами, а поелику это – ложь, будто можно быть совершенным атеистом, то место веры в их сердцах заняло суеверие, а это уже и есть, по самой своей сущности, язычество; и вот эти люди теперь стараются подчинить своему авторитету народныя толпы, пока не восставая открыто и формально против христианства, а всячески унижая его в глазах народа приравнением к лживым верам, к ересям, к магометанству и язычеству… под видом “уважения” к чужой вере. Но позвольте, господа, – хочется сказать им: да свою-то православную веру вы уважаете? Считаете ее истинною? Или для вас она есть одна из форм религиозных верований, которыя все для вас равно – заблуждения? Ведь, если бы уважали, то не допустили бы такого издевательства над нею, какое теперь всюду проявляется! Издеваются над верою нашею в печати, и в газетах, и в брошюрах, и в книгах, и в театре, в искусстве и даже политике… А тем, кто мог бы одним росчерком пера прекратить все это зло, будто и дела нет… И вот, дерзость ненавидящих крест Господень дошла до того, что в столице православнаго государства, в стране, именующей себя “святою Русью”, в зале, украшенном портретами Русских Царей, в зале петербургскаго дворянскаго собрания, сборище заклятых врагов христианства – конечно, иудеев – распевало богохульную, кощунственную шансонетку, в которой повторяются все злобныя слова поругания над нашим Господом, записанныя св. Евангелистами… “Сойди со креста, Распятый, если Ты Сын Божий!..” Господи, да разве можно это терпеть? Разве можно без горькаго негодования читать в газетах? А газеты эти, издаваемыя большей частию теми же иудеями, восторженно описывают этот жидовский концерт… А петербургскому дворянскому собранию не совестно под такой концерт отдавать свой зал!.. А русские люди спокойно допускают все это!..

Нет! Наше сердце сжимается жгучей болью за бедную, несчастную Россию, и из этого сердца вырывается горькое слово жалобы Богу: доколе, Господи, отвращаеши лице Твое от нас?..

№ 3

Спеши делать добро, каждый человек!

“Спеши делать добро, каждый человек!” Та к в простоте сердца повторяла одна почтенная старица-мать, сама спеша первая исполнить свое правило и своим примером поучая своих детей.

Незабвенный Святитель-затворник Феофан говорит: “Если придет к тебе добрая мысль, спеши ее исполнить; ведай, что это Ангел хранитель твой говорит тебе в совести твоей, и Бог готов помочь тебе в этом”.

Да, “спешить” надо. Жизнь слишком коротка. Обидно за человеческое достоинство, грешно перед Богом расходовать такое сокровище, как время, жизнь, на пустяки. Ведь временем покупается вечность. Временем покупается блаженство. Люди ценят деньги; иные самое время приравнивают к деньгам: время – деньги, говорят они. Но за деньги времени не купишь. Не пожалел бы себя миллиардер отдать все свои миллиарды за один час времени, но никто ему не может в этом помочь, никто не приложит к его жизни ни одной минуты ни за какия сокровища на земле. Та к дорога человеку жизнь. И так мало он ценит ее.

Странное существо – человек! Что имеет – не хранит, а, потерявши – плачет. Откуда эта странность?

Прочтите повнимательнее в послании Апостола Павла к Римлянам 7-ю главу и вы поймете эту роковую тайну грешной человеческой природы. “Не понимаю, что делаю, – жалуется Апостол – потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Желание добра есть во мне, а чтобы сделать оное, того не нахожу… Бедный я человек! Кто меня избавит от тела смерти?..” (ст. 15, 18, 24). Вот причина, почему человек все свое время отдает на служение плоти и забывает о духе, о будущей вечности. Он в плену греха. От сего плена избавляет только Христос Сын Божий. Дух человека, как пленник из темницы, рвется на свободу – к добру, а грех его держит в цепях. И никто не в силах разорвать эти цепи без помощи Спасителя мира. Слышите, что Он говорит? Аминь, аминь глаголю вам, яко всяк творяй грех, раб есть греха. Аще убо Сын высвободит, воистину свободни будете (Ин. 8, 34, 36). Не только богомудрый Апостол, даже лучшие из языческих мудрецов смиренно сознавались, что если Сам Бог не сжалится над людьми и не придет спасти их, то не видать им спасения!

Христианину следует носить постоянно эту истину в своем сердце. Пусть эта тоска по духовной свободе неусыпно томит его сердце. Пусть он показывает ее Господу Иисусу Христу, жалуется Ему на свое безсилие, плачет с Магдалиною у подножия креста Христова…

“Уступи, Магдалино, от Христову ногу!

Мне даждь место: аз имам о гресе скорбь многу!”

А чтобы ближе восчувствовать сердцем Его благодатную помощь, пусть чаще приступает к животворящей Чаше пречистых Его Тайн. Вот где источник жизни! Источник благодатных сил для доброделания! Сами по себе мы – ничто. И ничего добраго не можем делать своими усилиями. Можем лишь тосковать о добре, желать его. А когда соединимся со Христом, то воскликнем с Апостолом: все могу о укрепляющем меня Господе Иисусе. Только тогда, когда мы познаем свое безсилие, только тогда будет безопасна для нас и сила Божия, благодатная помощь, действование Самого Господа нашего в нас и чрез нас – в доброделании. Итак: кто хочет делать добро искренно, не лицемерно? кто стремится к доброделанию так, как стремился Апостол Павел? Сознай, как он сознавал свое полное безсилие, и прибегни ко Господу с сердечною жалобой на свое безсилие, с слезною мольбою о помощи. И Он придет. Он коснется твоего жесткаго сердца и растопит его в слезах умиления и покаяния; Он разорвет узы, тебя связующия, и подаст силы на доброделание. И ты восчувствуешь себя живым членом того таинственнаго тела, которое именуется Церковию, яже есть тело Христово. И тогда ты поймешь великую тайну жизни христианина во Христе, в живом общении со Христом поймешь слова великаго Апостола: не к тому аз живу, но живет во мне Христос! Вот тогда легко будет и всякое доброделание для тебя: в глубоком смирении ты будешь благоговейно созерцать несказанныя пути промысла Божия в твоей жизни и деятельности, будешь ощущать: откуда приходит к тебе добрая мысль, как дивно посылается тебе случай и силы к ея исполнению. Как елень стремится к источникам водным, так и твоя душа будет жаждать добра, искать случая сделать его, припадать в сердце к подножию креста Христа Спасителя твоего, очищая слезами покаяния всякий помысл греховный, всякое греховное пожелание, ибо сказано: в злохудожну душу не внидет премудрость, а следовательно, и благодать Божия.

Особенно благопотребно подумать, позаботиться об этом православному сыну Церкви Христовой в наше страшное время. Мир во зле лежит, во зле погибает. Безчувственныя стихии как бы возмущаются преступностью рода человеческаго и Божиим попущением казнят преступников; а мы все это видим, но духовно спим: где наше покаяние? Доколе будем испытывать Божие долготерпение?

Се стою при дверех и толку, глаголет Господь. Надо спешить отверзти Ему двери нашего сердца. Надо спешить толкать и в двери Его милосердия, ибо Он же сказал: толцыте и отверзется. Иначе мы будем безответны пред Его правосудием, если пренебрежем Его милосердие…

Спеши же, брат возлюбленный, к своему Спасителю и спасая спасай свою душу в исполнении Его животворящих заповедей!..

№ 4

Суета сует на могилах почивших

Живу я в келье над конторою лаврских кладбищ. Каждый день мимо моих окон проносят и провозят на кладбище покойников. Каких, каких процессий тут не насмотришься! И пышныя погребальныя колесницы, под балдахинами, с хором певчих, собором священнослужителей, сопровождаемыя странными, на взгляд русскаго человека, высокими людьми в белых длинных, узких балахонах, с белыми же цилиндрами на головах; (несет фонарь с горящею свечою и – в цилиндре! Как это режет по сердцу православнаго человека!), и скромныя дроги простых смертных, и лафеты, на коих привозят сюда военачальников, и простые гробы, несомые на руках… То слышится погребальное “Святый Боже”, то – прощальные залпы ружейных выстрелов при опускании гроба военачальника. Несут, а иногда и везут множество венков, идут толпы провожающих в последний путь. Опустят в могилу, раздастся последнее надгробное “Вечная память”, и скроются под землею останки человека – будь он знатный из знатных, будь самый скромный странник земли – всем один удел: земля ecи и в землю отъидеши!..

Настанет весна. Оттают снега. На могиле появится памятник – иногда роскошный, в несколько тысяч рублей, иногда – попроще… И видишь, как с утра до вечера и идут и едут к родным могилкам русские люди, и радуется сердце, когда подумаешь: что их влечет сюда? Да что же, как не любовь?..

Ах, если бы то была любовь христианская, любовь на смирении и преданности сердца Богу воспитанная!

Но – увы! Когда присмотришься поближе, то увидишь нечто странное, чуждое духу христианской любви. Зайдите в контору, прислушайтесь, как тут бранят монахов за дорогия якобы расценки на все.

Но ведь эти монахи ни в чем не повинны: они исполняют лишь то, что им приказано. А приказано – Духовным Собором Лавры, который, конечно, строго обсудил таксы и не руководился при этом слишком корыстными целями. За что же бранить монахов, сидящих в конторе?

– Сударыня! – пытается успокоить расходившуюся барыню инок, – сударыня, ведь мы не можем ни копейки уступить против таксы…

– Да я не вас и браню, а всех вас, монахов! Все вы – корыстолюбцы! – выпаливает благочестивая молитвенница за своего усопшаго.

А сама покупает венок в несколько десятков рублей на могилу, венок, который, конечно, ни покойнику, да и никому не нужен. А того, что получаемыя с кладбища деньги идут на дела благотворения, притом – не случайныя, а обязательныя для Лавры – она не хочет и знать. Она готова требовать, чтобы и за ея покойника молились, поминали его имя в Лавре совершенно безплатно, и особыя обедни служили даром… Что ей за дело до того, что таких капризных просительниц – тысячи!

Но оставим их в покое. Подумаем о другом, более важном. Ведь вот как люди заботятся, кажется, о покойнике, когда он уже на том свете; а позаботились ли они о нем, пока он еще лежал больной? Пригласили ли к нему священника для напутствия св. Таинами? Приготовили ли его к христианскому переходу в вечность? Напротив: не отстраняли ли, следуя совету нынешних неумных врачей, всякую мысль о смерти от его сознания?

Да и сам покойный: давно ли он говел и причащался св. Таин? Давно ли был в храме Божием? Думал ли когда о вечности, верил ли в нее? О, как ныне много таких, о коих нас, пастырей, просят молиться, заказывают нам панихиды и обедни, а сии покойники – и в Бога-то не веровали! С какою совестию мы будем молиться за человека, который смеялся над нашей Святою Верою как над суеверием? Но и этого мало: мир сей, лукавый и прелюбодейный, по слову Спасителя, хочет заставить нас, как бы издеваясь над нами, над нашею Верою Святою, молиться даже за явных богохульников и самоубийц! Как возмущаются эти неверы, когда архиерей решительно запрещает священнику отпевать самоубийцу, следуя в сем случае указанию церковных правил! Иной раз думаешь: Господи! Да чего ради эти люди так хлопочут? Ведь и покойник, и сами-то они никогда в церковь не заглядывали и не заглядывают: на что же им эта панихида, это, в сущности, какое-то кощунство? А им это доставляет особое удовольствие: заставить и попов “почтить” покойника их! Ведь знаменитаго иудея-самоубийцу Пергамента хотели обманом похоронить в Невской Лавре, по казненном изменнике Шмите заставили служить панихиду, да еще архиерея! Но да не воспомянутся дела минувших сумасшедших дней! В нашито дни разве не творится то же самое? Разве не творят насилие над служителями Церкви, требуя от них молитвы за тех, за кого их совесть, следуя церковным канонам, молиться не дозволяет? А эти “панихиды” по неправославным, даже вопреки воле самих покойников, совершаемыя в православных церквах?.. Мы молимся, часто против совести, и за лютеран, и за римо-католиков, и за всяких еретиков – молимся “официально”, иногда даже по распоряжению мирской власти… Не насилие ли это над свободою нашей православной совести и – это в наше-то время свободы совести!! Пора бы решить этот, жгучий для совести православных служителей Церкви, вопрос так или иначе, но формально, окончательно: за кого из инославных усопших можно и за кого нельзя молиться? Но едва ли сей вопрос может быть решен раньше Церковнаго Собора.

Но я позволю себе еще раз возвратиться к тому, как и чем поминают у нас покойников? Я не говорю о роскошных, дорого стоящих поминальных обедах: какой разумный человек скажет, что они приносят пользу душе почившаго? Особенно когда они сопровождаются обильными угощениями в виде разных вин и наливок… Суета суетствий и рабство моде, обычаю, полуязыческому преданию! Стыдно бы, кажется, просвещенным-то людям так рабствовать! Да и нам, пастырям Церкви, едва ли не грешно поддерживать эти поминальные обеды, особенно с винами, своим присутствием и благословением. Со злом надо бороться мужественно, а эти заупокойныя выпивки разве не зло, разве не оскорбление памяти почивших? Но не об этом хотелось бы сказать. Ведь верующим в Бога известно, еще с ветхозаветных времен, что милостыни и молитвы очищают грехи. А много ли добра делается теми, кто расходует тысячи вот на эти роскошные балдахины, на всю эту помпу, кончая длинноногими фигурами в белых балахонах и цилиндрах? Иной раз – грешный человек – думаешь: сколько бы добра-то можно было сделать, устранив всю эту роскошь и употребив истраченныя на нее деньги – во славу Божию, на дела благо— творения всякаго рода? Вот там, в далекой Камчатке нуждаются в храмах Божиих, а походный храм можно купить готовый в Петербурге у Жевержеева всего за триста рублей: сколько бы радостей и слезной благодарности вызвало пожертвование туда хоть одного походнаго храма в память почившаго! Как плачут наши бедные переселенцы в Сибири, не имея храма Божия ближе ста-двухсот верст, как бы они возликовали, получив хотя бы вот такой походный храм для своего селения! Сколько детишек учится в развалившихся школах церковных, зябнут, бедные, вместе с своими учителями и учительницами: как бы они усердно помолились за неведомаго им покойника, если бы в память его им хоть поправили, не говорю уже – построили школку! В наших деревнях на сто верст одна больница, один фельдшер: какое бы сердечное спасибо сказали бы обитатели этих деревень, если бы им на средства и в память усопшаго христианина прислали хоть временную медицинскую помощь! А сколько сироток на свете, безпризорных, безприютных, сколько их плачет по улицам городов и селений, сколько вдов безпомощных – сколько бы можно было сделать добра в память усопших вместо пышных балдахинов, этих тысячных памятников, этих роскошных венков! Ведь стоило бы только кому-либо начать: смотришь, мало-помалу вошло бы в обычай, святой обычай, и дела благотворения, во имя любви к почившим, в духе матери-Церкви и под ея благодатным руководством расцвели бы благоуханными розами по лицу родной земли. Может быть, поменьше было бы роскошных памятников на кладбищах наших обителей и столичных; может быть, не так эти памятники были бы роскошны, но на Руси-то стало бы теплее, русской душе было бы отраднее. А теперь… выйдешь на кладбище, и как-то грустно становится, когда эти каменныя глыбы, эти мраморные и металлические часовни ничего не говорят моему сердцу, кроме того, что тут лежит купец такой-то, генерал такой-то, тайный или действительный статский советник такой-то… Был человек, и не стало его, а кто он был, много ли добра на земле сделал – Бог его знает! И не движется черствое сердце на молитву за сего покойника, и равнодушно проходишь мимо такой могилы. А вот могила известного благотворителя, вот могила героя, душу свою положившаго за Веру, Царя и Отечество: и невольно поднимается рука для крестнаго знамения, невольно вырывается из души молитвенный вздох: “Упокой, Господи, душу его!” Как хотите, а есть тайное общение душ, для нас самих непонятное, но тем не менее реально ощутимое, когда эти души встречаются одна с другой. Как встречаются? Да вот вы пришли на могилку, вы прочитали надпись, которая сказала вам, что тут лежит не простой Петр или Иван, коих миллионы, а – человек, оставивший по себе добрую память сделанным им добром, человек, исполнивший свой христианский долг до конца, а значит – живой член живого тела Церкви Христовой, коей мы все есмы члены, и вот душа ваша уже почувствовала свое сродство с почившим, в ней уже шевельнулось чувство живой любви к нему, – ведь он член того же таинственнаго тела, как и вы, – и если вас потянуло к почившему как к родному члену единаго тела – Церкви Христовой, то почему же не предположить, что и его душа почувствовала взаимное к вам влечение? Вот что я назвал “встречею душ”. А посредником сего таинственнаго влечения является то животворящее добро, которое мы делаем во имя и силою Христа, нашего Спасителя, изрекшаго: без Мене не можете творити ничесоже.

А если сам почивший не успел сделать этого добра, хоть сколько-нибудь, то – как безконечно милосердие нашего владыки Христа! – благость Божия приемлет и от нас всякое истинное доброделание от имени почивших наших братий, как бы от них самих. Как же не спешить православным творить добро в память присных своих, отшедших в иной мир! Ах, если бы люди знали, если бы только знали всю благодатную силу такого добра! Ведь оно рекою лилось бы взамен всех этих знаков суеты земной, вроде венков, от коих некоторые благоразумные отказываются: “Просят венков не возлагать, согласно воле почившаго”. Почему бы не прибавлять к сему: “А вместо венков сделать что-либо доброе в память покойнаго”?..

№ 5

Кощунственные похороны лицедейки

Прошлый раз я говорил о том, как поминают у нас покойников, ныне приходится говорить о том, какое впечатление произвели на меня похороны одной из тех, коих в газетах почему-то величают иногда “дивами”. Охотно сознаюсь в своем невежестве: не знаю, что это за слово.

Хоронят актрису, по-русски – лицедейку, Комиссаржевскую, и десятки тысяч народа сопровождают ее гроб… Нет, не сопровождают: это только так кажется, – дело проще: газеты, иудейские газеты прокричали, что это была великая служительница Мельпомены, сиречь театральнаго искусства, и вот праздной толпе захотелось посмотреть, как ее будут хоронить, кто пойдет за ея гробом, какия речи будут говорить над ея могилой. За гробом, в честь этой актрисы, шли, конечно, студенты высших учебных заведений; ведь они лучшие ценители всякаго лицедейнаго искусства, а поелику сия актриса дерзала изображать в театре даже – страшно сказать! – Честнейшую Херувимов, прикровенно выводимую иудеями-авторами театральных пьес, то вот надо же оказать честь той, которая не убоялась выступать в такой “роли”… Это была жрица того идола, который именуется театром; ее “обожала” наша безпутная молодежь: и вот за ея гробом идут, идут, идут безконечной вереницей юноши и девы, несут венки (их привезено целых 8 возов!), – прискорбно отметить, что был венок и от студентов здешней духовной академии – и они, питомцы Церкви, принесли свою дань этой угоднице театра, не постыдились своего звания! А на венках красовались надписи, от которых ужас сжимал верующее сердце… Судите сами: “Радуйся, небо, принявшее твою душу!” – “Радуйся, чрево, носившее тебя!” – “Благословенна ты в женах!”… Правда, эти ленты сорваны в стенах Лавры, но спрашивается: кто же это так злобно издевается над святейшими истинами нашей святой веры? Кто смел сочинить такия надписи? Если бы вы, мой читатель, посмотрели поближе на эти толпы молодежи, сопровождавшей гроб до храма и бродившей потом с папиросами в зубах по Лавре, то вы сразу поняли бы, с кем мы имеем тут дело… Сколько тут было горбоносых, смуглых, с черными злыми глазами типов! О, конечно, все это – не русские, это все – из “гонимаго” племени, а за ними уж шли, как их послушные пленные рабы, несчастные русские, и в числе их – опять повторяю с горечью – студенты духовной академии!.. Видно, угар недавняго прошлаго еще не прошел: и это не только здесь, в Петербурге, но и по лицу всей Русской земли. В Саратове требовали, чтоб панихида служилась непременно в соборе, в тот час, когда должна была совершаться литургия. Архиерей предложил служить в приходской церкви: не пошли, разослали повсюду телеграммы с клеветою на святителя Божия, будто он не дозволил служить панихиды, и на тройках отправились в село, где и заказали панихиду. В другом месте эти усердные “панихидники” пригласили служить… лютеранскаго пастора, забыв, что у лютеран, собственно говоря, и молитва-то за усопших вовсе не признается, считается чуть ли не грехом!.. А в Москве требовали от духовенства служить панихиду непременно на подмостках театра, там, где лицедействуют всякие кощунники нашего безпутнаго времени, а когда духовенство сочло это неприличным и предлагало пойти в Божий храм, то отказались и сами сочинили “гражданскую” панихиду с кощунственным пением “Вечной памяти” и “Со святыми упокой”. Где тут здравый смысл? Гд е христианство? И при чем тут оно – христианство? Ведь, в сущности, весь этот шум вокруг гроба несчастной лицедейки никакого отношения к молитве не имеет, все это – сплошное издевательство над Церковию, желание обратить церковный обряд в прославление лицедейства, и я не знаю: не следовало ли вовсе отказать этим господам “демонстрантам” во всякой торжественности погребения, чтоб не допускать поругания церковных обрядов теми, которые позволяют себе явно выражать свое презрение к Церкви, кощунственно применять святые слова, приложимыя только к Святейшей Херувимов, – к одной из таких же грешниц, как и все мы, с тою лишь разницей, что мы никогда не решимся уподобляться тому лицедею котораго так поразительно вразумила Сама Матерь Божия за его кощунственныя выходки против Нея, Преблагословенной. (Читайте “Луг Духовный”). Если она была верующая и притом православная христианка, то любовь христианская заповедует помолиться о ея душе: ведь она не покончила с собой, как кончают ныне некоторые интеллигенты, она умерла от страшной болезни, но все же естественной смертью. Мы не знаем, к сожалению, был ли приглашен к ея смертному одру священник для напутствования: если бы так, то больше дерзновения имела бы молитва верующих за несчастную душу все же верующей христианки… Но и теперь Церковь не отказывает в молитве за нее, но… разве эти пышныя похороны, эти венки с кощунственными надписями, эти провожатые – некрещеные иудеи, эти молодые люди, хотя бы и из русских, с смехом и папиросами гуляющие по Лавре… разве это молитва? А нежелание служить панихиду в приходской церкви, а желание служить панихиду непременно в театре – ужели можно назвать это молитвой? Да это просто издевательство над Церковью – худшее того, какое Господь нашел в храме Иерусалимском и заслуживающее такого же, если не более строгаго, осуждения, как и то… Я уже не говорю о том, как мучительно тяжелы такия кощунственныя почести для души почившей, которая ищет себе помощи, ко ангелом очи возводящи, к человеком руце простирающи…

Церковь наша смиренна, яко Христова невеста: ее поносят, оскорбляют, над нею издеваются враги и в газетах, и в театрах, и теперь – все чаще и чаще вторгаются в ея заветное святое святых – Богослужение, пытаясь обращать ея обряды в кощунственныя демонстрации, стремясь выставить ее как бы участницей в прославлении того, что в очах мира лукаваго и прелюбодейнаго высоко и досточтимо, но что в ея очах – достойно презрения… И все терпит Христова невеста: она ждет, не вразумятся ли эти безумцы, не придут ли в чувство раскаяния… Но доколе же это будет? Не наступит ли скоро час, когда всем таким кощунникам будут закрыты двери храма Божия и над главою их блеснет тот страшный меч, который дан Церкви Самим Христом Господом и который грозит всем богоотступникам – анафема!.. Нельзя же допускать, чтоб иудеи и их прислужники, изменники Церкви и вере Христовой, издевались над самою молитвой, требуя от нас, служителей Церкви, как бы прославления своих покойников, в безсмертие души коих, конечно же, они сами не верят… Мы хотели бы верить, что больше не повторятся такия сцены, какия в свое время мы видели над трупами Трубецкаго в Москве или Пергамента в Петербурге…

№ 6–7

Малолетние преступники и монастыри

Обращено, наконец, должное внимание на ужасное зло нашего времени: увеличение числа преступников-подростков. К сожалению, поводом к этому вниманию послужило не увеличение детской преступности само по себе, а то, что таких преступников девать некуда. В существующих для них приютах с трудом можно поместить до 1500, а, между тем, ежегодный приток их достигает до 7000. Более 7000 помещаются в общих тюрьмах с взрослыми преступниками, где, конечно, они “обрабатываются” уже в самых закаленных злодеев. Как ни печально это явление, на которое давно следовало обратить внимание и власти, и общества, но еще печальнее то, что мало обращается внимание на коренныя причины этого зла. Ведь если хотите несчастной России добра, то не останавливайтесь на полдороге, не обрывайте только ветки, а изследуйте корни зла и вырвите их. Нам, служителям Христа, корни эти виднее, чем людям мирским, хотя бы и стоящим на высотах управления. Никто не сомневается, что общею причиною умножения детской преступности служит, скажем прямо, это проклятое якобы “освободительное”, на самом же деле развратительное и поработительное движение минувших лет. Ни для кого так не заразителен пример, как для детей. И педагоги свидетельствуют, что никто так не наблюдателен, как дети… Дети видят, что вокруг их творится, и стремятся подражать старшим. Дети слышат, что около них говорится, и сами начинают говорить о том же и так же, как говорят взрослые. Я сам однажды видел, как малютка лет трех возился около своей игрушечной тележки и ругался скверными словами. От кого он научился этой мерзости? Конечно, от старших. Он видел, как отец или брат мазали колеса на дворе, или впрягали лошадь и, при неудаче в каких-либо пустяках, утешались сквернословием. Дитя запомнило слова, не понимая их смысла, и, воображая, что это что-то хорошее, вот подражает старшим и само, играя на улице… Но это только пример; а представьте себе, когда взрослые в присутствии детей поносят правительство, кощунничают, расхваливают преступников как героев… Современныя дети выучились уже играть в преступления. Бывали случаи, когда эта игра кончалась трагически: дети убивали товарищей – “черносотенцев”, играли в грабежи и разбои… И это – еще малыши, в невменяемом возрасте до 7 лет!.. А с 10 лет они уже начинают “сознательно”, уже не играя, участвовать в преступных деяниях. И вот уже число таких преступников достигает до 9000! Ужас сжимает сердце! Ведь преступность растет, и растет неудержимо! А те, кто должен бы заботиться об ея искоренении, кто отвечать будет и пред Богом, и пред народом, и пред историей, те, как бы нарочито – кто знает, в наше время всего можно ожидать и всего опасаться – может быть, и нарочито – на самом деле стараются содействовать увеличению этой преступности детской, покушаясь отнять из ведения Церкви ея трудами созданныя и взлелеянныя школы и передать их в ведение земств или министерства, у коих – что грех таить? религиозное воспитание на втором плане… Вот в чем корни зла. И следовало бы прежде всего на них и обратить внимание. Следовало бы все начальное народное воспитание, все народныя школы, наоборот, изъять из ведения мирских ведомств и передать матери-Церкви. Церковь воспитывала народ почти тысячу лет; она и только она вложила в народную душу те безценныя свойства, которыя составляют ея украшение, ея жизнь… Пусть защищают наши интеллигенты свои земския и министерския школы: я не утверждаю, что все оне сплошь пропитаны духом неверия или равнодушия к Церкви: я только устанавливаю факт, неподлежащий сомнению, что в сих школах в несравненной степени больше, чем в церковной, найдется и зараженных сим духом учителей и учительниц, которые, несмотря на заявления священников, на жалобы крестьян, что они вовсе не посещают церкви и развращают детей, остаются на своих местах, продолжая отравлять детей ядом безбожия или, по меньшей мере, пренебрежительнаго отношения к Церкви. Удивляться ли, что, под влиянием таких учителей и учительниц, растет детская преступность? Не приходится удивляться и тому, что не устраняют таких учителей из народной школы.[2 - В Госдуме было говорено, что в 1905–06 гг. участвовавших в революционном движении учителей из земских и министерских школ было до 22500 чел., а из церковных всего 163 человека.]