Никитенко как представитель обывательской философии приспособляемости

скачать книгу бесплатно

Никитенко как представитель обывательской философии приспособляемости
Ангел Иванович Богданович

«…Разсматриваемый и оц?ниваемый съ этой точки зр?нiя, Никитенко представляетъ характерн?йшiй образецъ обывательской приспособляемости. Бюрократъ до мозга костей, цензоръ, выслужившiй въ цензур? полный пенсiонъ, и консерваторъ чистой крови, онъ въ тиши кабинета написалъ удивительную книгу, ужасн?йшiй доносъ потомству на бюрократiю, цензуру и консерватизмъ. Родился онъ въ царствованiе Александра I, пережилъ всю николаевскую эпоху, шестидесятые годы и умеръ въ конц? 70-хъ. Кажется, довольно см?нъ и направленiй, и настроенiй…» Произведение дается в дореформенном алфавите.

А. И. Богдановичъ

Никитенко какъ представитель обывательской философiи приспособляемости

Въ август? исполнилось двадцать л?тъ со дня смерти Александра Васильевича Никитенки, имя котораго если и изв?стно современному читателю, то лишь какъ автора единственной въ своемъ род? книги – «Дневника», озаглавленнаго авторомъ такъ: «Моя пов?сть о самомъ себ? и о томъ, чему свид?тель въ жизни былъ». При жизни, однако, онъ пользовался почтенной и вполн? заслуженной изв?стностью, какъ хорошiй профессоръ, добросов?стной критикъ, академикъ и администраторъ. Но вс? эти, такъ сказать, оффицiальныя стороны его д?ятельности пошли на смарку, натерлись и забылись посл? появленiя въ 80-хъ годахъ [1 - Въ «Русск. Старин?», а зат?мъ отд?льнымъ изданiемъ. Дал?е везд? цитируется это трехтомное изданiе.] его «Дневника», въ которомъ Никитенко выступаетъ въ роли несравненнаго л?тописца своего времени. Въ немъ изумленному обществу явился новый челов?къ. Сбросивъ вицъ-мундиръ и отложивъ въ сторону всякое мiрское попеченiе, Никитенко перерождается и такъ основательно, какъ только можетъ русскiй обыватель, который при исполненiи обязанностей – одно, а зат?мъ, «вымывъ руки», становится прямою противоположностью именно этимъ обязанностямъ.

Разсматриваемый и оц?ниваемый съ этой точки зр?нiя, Никитенко представляетъ характерн?йшiй образецъ обывательской приспособляемости. Бюрократъ до мозга костей, цензоръ, выслужившiй въ цензур? полный пенсiонъ, и консерваторъ чистой крови, онъ въ тиши кабинета написалъ удивительную книгу, ужасн?йшiй доносъ потомству на бюрократiю, цензуру и консерватизмъ. Родился онъ въ царствованiе Александра I, пережилъ всю николаевскую эпоху, шестидесятые годы и умеръ въ конц? 70-хъ. Кажется, довольно см?нъ и направленiй, и настроенiй. Кажется, могъ челов?къ хоть разъ высказаться, открыто стать «ошуйю» или «одесную», могъ, что называется, прорваться. Съ нимъ этого не случилось, онъ ко всему прим?нялся легко и свободно, съ поразительной гибкостью и даже не безъ своеобразнаго изящества. По крайней м?р?, читая его «Дневникъ», эту глубокомысленную и остроумную характеристику его времени и современниковъ – и какихъ современниковъ! – читатель ни разу не испытываетъ чувства жгучей боли или стыда за автора, скор?е, напротивъ – восхищается неуловимой дипломатiей и ловкостью, съ которою Никитенко, проскользнувъ между Сциллой и Харибдой, достигаетъ чина тайнаго сов?тника, званiя академика и многихъ другихъ благъ и успокаивается на лаврахъ, правда дешевыхъ, но все же лаврахъ. «Я не принадлежу никакой партiи», зам?чаетъ Никитенко по поводу академическихъ раздоровъ, гд? боролись «н?мцы» и «русскiе». «Я прежде всего принадлежу моему уб?жденiю, и только», гордо заявляетъ онъ въ другомъ м?ст?. И вс? партiи ухаживали за нимъ и считали его въ своихъ рядахъ. Быть вн? партiй значитъ служить самому себ? – и только, и въ этомъ искусств? Никитенко не знаетъ соперниковъ.

Удивительна выдержка, съ которою онъ ведетъ свою л?топись, систематически, ежедневно, съ глазу на глазъ съ самимъ собой изливая накопившiяся въ немъ горечь и желчь неудовольствiя и раздраженiя противъ т?хъ, предъ к?мъ приходилось ему сгибаться, кому служить, чьи молча выносить обиды, глупости и капризы. Его «Дневникъ», это – кладезь приспособляемости и мудрой житейской опытности. Онъ въ равной м?р? ладитъ съ Клейнмихелемъ, Уваровымъ и Ростовцевымъ, и отъ каждаго прiемлетъ малую толику. Онъ не скрываетъ, что это ему доставалось не дешево. Онъ в?чно заваленъ кучею д?лъ, служить въ десяти разныхъ учрежденiяхъ, пишетъ десятки докладныхъ записокъ, сознавая ясно все ничтожество этихъ занятiй, все ихъ безплодiе и ненужность. Эта работа уподобляетъ его «каторжнику», какъ онъ съ горечью жалуется неоднократно. Въ то же время его влечетъ совс?мъ въ иную сторону. «У всякаго общественнаго д?ятеля, – пишетъ онъ, – свои элементы силы, посредствомъ которыхъ онъ достигаетъ желаемыхъ результатовъ. Элементами моей силы я считаю: мысль и слово, а не эрудицiю. Мое естественное влеченiе обратить ка?едру въ трибуну» (Т. I, 418). А между т?мъ, этотъ «трибунъ» – цензоръ. Трудно придумать бол?е роковое «стеченiе обстоятельствъ».