banner banner banner
Выдача преступников
Выдача преступников
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Выдача преступников

скачать книгу бесплатно

Выдача преступников
Александр Ильич Бойцов

Теория и практика уголовного права и уголовного процесса
Настоящая работа представляет собой фундаментальное исследование теоретических и практических аспектов выдачи преступников (экстрадиции). На основе обобщения доктринальных концепций и анализа международно-правовой практики раскрываются правовая природа и механизм экстрадиционного регулирования. Автором предложена исчерпывающая классификация видов выдачи, подробно рассмотрены международные и внутригосударственные источники экстрадиционного права, основания выдачи и отказа в таковой. Особое внимание уделено вопросам выдачи в российском законодательстве. Автором раскрыты межотраслевые связи института экстрадиции в отечественном праве, даны рекомендации по применению экстрадиционных норм. Будучи комплексным исследованием, книга заинтересует как теоретиков – ученых, преподавателей юридических вузов и факультетов, так и практиков – работников правоохранительных органов, прокуроров, судей, адвокатов. Работа будет полезной и студентам, аспирантам, а также всем тем, кто интересуется международным уголовным правом.

Александр Ильич Бойцов

Выдача преступников

Памяти Николая Александровича Беляева

ASSOCIATION YURIDICHESKY CENTER

Theory and Practice of Criminal Law and Criminal Procedure

A. I. Boitsov

EXTRADITION OF CRIMINALS

Saint Petersburg

R. Aslanov Publishing House “Yuridichesky Center Press”

2004

Редакционная коллегия серии «Теория и практика уголовного права и уголовного процесса»

Р. М. Асланов (отв. ред.), А. И. Бойцов (отв. ред.), Н. И. Мацнев (отв. ред.), Б. В. Волженкин, Ю. Н. Волков, Ю. В. Голик, И. Э. Звечаровский, В. С. Комиссаров, В. П. Коняхин, А. И. Коробеев, Л. Л. Кругликов, С. Ф. Милюков, М. Г. Миненок, А. Н. Попов, М. Н. Становский, А. П. Стуканов, А. Н. Тарбагаев, А. В. Федоров, А. А. Эксархопуло

Editorial Board of the Series “Theory and Practice of Criminal Law and Criminal Procedure”

R. M. Aslanov (managing editor), A. I. Boitsov (managing editor), N. I. Matsnev (managing editor), B. V. Volzhenkin, Yu. N. Volkov, Yu. V. Golik, I. E. Zvecharovsky, V. S. Komissarov, V. P. Konyakhin, A. I. Korobeev, L. L. Kruglikov, S. F. Milyukov, M. G. Minenok, A. N. Popov, M. N. Stanovsky, A. P. Stukanov, A. N. Tarbagaev, A. V. Fedorov, A. A. Eksarkhopoulo

© A. I. Boitsov, 2004

© R. Aslanov Publishing House Yuridichesky Center Press”, 2004

Глава I

Правовая регламентация экстрадиции: история и современность

§ 1. К истории экстрадиции

История экстрадиции восходит к глубокой древности, когда еще не было ни стройной системы норм международного права, ни развернутого учения о нем, но уже возникли первые признаки формальной дипломатии. По мнению Ф. Ф. Мартенса, в ней можно выделить три периода:

1) с древних времен до конца XVII в., когда выдача, будучи пока редким явлением, в основном имела место в отношении политических противников, а также в отношении еретиков и перебежчиков;

2) с начала XVIII до конца 40-х годов XIX в., в течение которого растет число заключаемых договоров не только в отношении бунтовщиков и перебежчиков (особенно дезертиров и беглых военных), но также и лиц, виновных в обычных преступлениях, хотя первые все еще преобладают, а последние пока составляют исключение в силу своей немногочисленности;

3) новое время, начавшееся в 1840 г., когда государства начали согласованную кампанию в отношении беглых преступников, совершивших деяния, не имеющие политических целей и наказуемые по общеуголовным законам.[1 - Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1883. С. 383–393.]

К указанным периодам известный американский ученый Шериф Бассиони добавил еще один, длящийся с 1948 г., когда на первый план вышла необходимость построения системы международной безопасности и предупреждения преступлений против мира и безопасности человечества.[2 - Bassiouni CherifM. International extradition and world public order. N. Y., 1974. P. 4.]

а) 1-й период (древнее время – XVII в.)

Что касается первого периода, то несмотря на высказанное некогда мнение о том, что в древнем мире не существовало выдачи, так как не существовало международно-правовых отношений между различными государствами,[3 - Симеон Э. О. О невыдаче собственных подданных: международно-правовое исследование. СПб., 1892. С. 40.] большинство исследователей все же находят факты выдачи имевшими место и в то время.

Свидетельством существования такой практики является, в частности, договор египетского фараона Рамсеса II с царем хеттов Хеттушилем III, заключенный в 1296 г. (1278) до н. э. В нем говорилось, что «если кто-либо убежит из Египта и уйдет в страну хеттов, то царь хеттов не будет его задерживать, но вернет в страну Рамсеса».[4 - Тураев Б. А. История Древнего Востока. Т. 1. М., 1935. С. 306–307.] При этом заслуживает внимания положение об обеспечении безопасности возвращаемых лиц, ибо «да не повредят их глаз, уст и ног».

Известны древней истории и конкретные факты выдачи. Из истории Греции приводят пример того, как афиняне согласились выдать македонскому царю Филиппу всех лиц, посягнувших на его жизнь, а ахейцы угрожали Спарте нарушением союза, если не будут выданы ее граждане, совершившие нападение на одну из деревень. В истории Рима ссылаются на галлов, требовавших выдачи напавшего на них Фабия, и на аналогичное требование римлян в отношении Аннибала, а также на Катона, который требовал выдачи Цезаря германцам за то, что тот начал с ними несправедливую войну.[5 - Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1883. С. 384; Никольский Д. П. О выдаче преступников по началам международного права. СПб., 1884. С. 48; Таганцев Н. С. Лекции по русскому уголовному праву. Вып. 1. СПб., 1887. С. 309; Грабарь В. Э. Римское право в истории международных правовых учений. Юрьев, 1901.]

Конечно, столь немногочисленные договоренности о выдаче эпохи рабовладения «служат иллюстрацией неразвитости межгосударственных отношений этого периода развития человеческого общества, но на их основании все же можно сделать вывод о существовании практики выдачи преступников».[6 - Галенская Л. Н. Международная борьба с преступностью. М., 1972. С. 116.]

Вместе с тем не менее важно отметить преимущественно политический характер выдачи в приведенных примерах. По мнению Ф. Ф. Мартенса, они доказывают, что требования выдачи в этот исторический период «вызывались случайными политическими обстоятельствами. Обыкновенно они предъявлялись со стороны сильнейшего слабому государству, а отказ служил предлогом к войне. Настаивали на выдаче даже не политических преступников, но в большинстве случаев политических врагов, от которых выгодно было избавиться».[7 - Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. С. 384.] В силу этого не существовало в древности ни договоров о выдаче, ни определенных правил и форм, к ней применяемых.

Так, израильтяне требовали выдачи жителей города Гиза, которые после изнасилования и убийства женщины в Израилевом колене укрылись в пределах Вениаминова колена. Отказ выдать и наказать виновных привел к войне и поражению Вениаминова колена.[8 - Книга судей. Гл. XV. Ст. 9; Гл. XX. Ст. 13.] Точно так же лакедемоняне объявили войну Мессинам за отказ выдать убийцу, а Лукул – Тиграну за его отказ выдать Митридата.

Таким образом, в условиях, когда возникающие между государствами разногласия часто разрешались посредством военных действий, основным регулятором экстрадиционных отношений также являлось право сильного, которое в IV веке до н. э. весьма емко сформулировал древнеиндийский философ Каутилья: «Кто слабее другого, тот должен заключить с ним мир (читай – удовлетворить требование о выдаче. – А. Б.), кто сильнее, тот должен вести войну»[9 - Цит. по: Волженкина В. М. Выдача в российском уголовном процессе. М., 2002. С. 8.].

Если же невозможно было добиться выдачи силой оружия, в ход шли сила злата и искусство дипломатии. Так, в 144 г. до рождества Христова иудейский первосвященник Симон отправил послов, которые одарили Рим золотым щитом и договорились о выдаче беглых иудеев.[10 - Никольский Д. П. О выдаче преступников по началам международного права. СПб., 1884. С. 45.] Так или иначе, но о равно-правии договаривающихся субъектов, а тем более – об учете интересов третьих сторон в их взаимных отношениях пока еще говорить не приходится.

В средние века изменения в институте выдачи были прежде всего продиктованы изменениями в институте убежища, когда местами, выдача из которых была недопустима, стали определенные священные места (храмы, монастыри и т. д.). Еще одним препятствием для экстрадиции лиц, совершивших уголовные преступления, служил обычай закрепощения всех иностранцев, прибывших в страну без разрешения или пробывших в ней больше года, бытовавший в феодальных государствах Западной Европы.[11 - Левин Д. Б. История международного права. М., 1962. С. 18.] Поэтому на практике экстрадиция по-прежнему оставалась формой расправы с политическими противниками, а не с преступниками.

Одним из наиболее ранних средневековых договоров, по которому договаривающиеся стороны обязались выдавать друг другу политических преступников, является трактат, заключенный в 1174 г. между английским королем Генрихом II и шотландским королем Вильгельмом.[12 - Никольский Д. П. О выдаче преступников по началам международного права. С. 59.] Последующие западноевропейские соглашения подобного характера также касались главным образом бунтовщиков и обоюдных врагов.[13 - См.: Парижский трактат, заключенный в 1303 г. испанским королем Филиппом III и английским королем Эдуардом; договор 1378 г., заключенный королем Франции Карлом и герцогом Савойским; договор 1497 г. фламандцев с Англией; договор 1661 г. между Данией и Англией и др.] К числу таковых относились и те, кого, выражаясь современным языком, можно было бы назвать «инакомыслящими» (т. е. политические преступники, индивидуальное преследование которых было продиктовано преимущественно личными интересами физического устранения претендентов на престол, конкурентов в борьбе за власть) и «инаковерующими» (колдуны, еретики и прочие лица, массовое преследование которых было порождено столкновениями и борьбой различных религиозных течений).

Примерами тому могут служить следующие факты. В 1136 г. французский король Филипп Валуа ввел в действие указ, объявив которым врагом государства сбежавшего в Англию графа Д’Артуа, виновного в оскорблении Его Величества, запретил подданным оказывать графу поддержку и предоставлять убежище, а также предписал задержать его при обнаружении и выдать королю для предания суду. Однако английский король Эдуард II отклонил экстрадиционное требование французского монарха, вопреки условиям договора. Более поздний трактат о выдаче 1475 г. обязывал короля Карла VIII арестовать убийц Жана Бургундского и выдать Франции.[14 - Волженкина В. М. Выдача в российском уголовном процессе. С. 22, 26.] Еще более поздний договор 1661 г. обязал Данию выдавать английскому королю Карлу II всякого, кто участвовал в казни его отца Карла I. По этому же договору обоюдными врагами, подлежащими выдаче, считались враги католической церкви, еретики и нарушители религиозных обрядов.[15 - Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1883. С. 385.]

Таким образом, всеобщая раздробленность феодальных государств, обусловленная отсутствием сильной централизованной власти, доминирование во взаимных отношениях неправовых (силовых) средств в решении вопросов выдачи и приватных (личных) целей, во имя которых добивались ее осуществления, закрепощение основной массы населения – все это препятствовало формированию и развитию международного права в целом и экстрадиционного права в частности как регулятора межгосударственных отношений и средства разрешения юрисдикционных коллизий в борьбе с преступностью. В этих условиях право выдачи по необходимости сводилось к частным, конкретно-индивидуальным случаям спорадического характера.

В данных обстоятельствах на роль некоего объединяющего начала, способного оказать серьезное влияние и на развитие межгосударственного взаимодействия посредством выдачи, выдвинулась церковь, сыгравшая решающую роль в распространении выдачи на еретиков, которые считались врагами всех западноевропейских государств.

Не менее значима роль церкви и в противодействии выдаче посредством расширения права убежища (droit d’asile), известного уже в классической древности, но получившего особенное распространение в средние века, когда возникает и утверждается мнение, что известные священные места должны считаться оберегающими от преследования всех укрывшихся там лиц. Такими местами, из которых не допускалась ни выдача, ни принудительное изъятие для наказания, стали монастыри, соборы, храмы, церкви, часовни и даже кресты, стоящие на дорогах.

Ф. Ф. Мартенс связывает право убежища с распространением христианства, полагая, что по своей первоначальной и основной мысли оно есть несомненно протест чувства человечности против жестокости законов и их применения, «когда личная кровавая месть заменяла еще правильное уголовное правосудие», а наказание служило «средством угнетения слабых сильными».[16 - Там же. С. 387.]

Не ставя под сомнение утверждение о том, что право убежища в этом качестве служило смягчению варварства, все же заметим, что в основе его лежала не только христианская мораль, но и стремление средневековой церкви, а также удельных князьков к самостоятельному решению вопросов выдачи.

Не случайно Чезаре Беккариа, задаваясь в свое время вопросом, справедливы ли убежища, писал: «В пределах данной страны не должно быть места, на которое бы не распространялось действие законов. Сила их должна следовать за гражданином как тень за телом. Безнаказанность и убежище мало чем отличаются друг от друга. И как неизбежность наказания производит большее впечатление, чем его строгость, точно так же убежище стимулирует преступления больше, чем наказания удерживают от них. Увеличивать число убежищ значит создавать такое же число небольших самостоятельных государств, так как там, где не действуют законы, могут приниматься новые, противоречащие действующим в стране. И это может способствовать формированию духа, враждебного духу всего общества. Вся история свидетельствует о том, что убежища являлись источником великих переворотов в государствах и во мнениях людей».[17 - Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1995. С. 210–211.]

В период такого процветания внешнего убежища, отличающийся отсутствием юридической обязанности государств выдавать взаимно преступников, нарушивших общие уголовные законы, «не обнаруживается никаких следов правового института выдачи преступников, с теми условиями и формами, которые причастны ему в наше время».[18 - Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1883. С. 386.] Не способствовали осознанию его необходимости и невысокая мобильность населения, а также недостаточное развитие путей сообщения, что препятствовало побегам преступников и делало сам вопрос о выдаче предметом сношений и переговоров не столько центральных, сколько пограничных властей.[19 - Там же. С. 386–387.] Даже если в некоторых странах Западной Европы XV в. и учреждается специальный орган для уголовного преследования, это скорее является следствием усиления королевской власти, для которой выдача продолжает служить средством преследования политических преступников преимущественно из личных интересов – для устранения конкурентов власти, а не поддержания публичного порядка.

Однако по мере укрепления национальных государств и усиления центральной власти, которая становится способной к установлению и поддержанию внутреннего правопорядка, право убежища все более теряло свой смысл, пока вовсе не было отменено.

6) 2-й период (XVIII в. – первая половина XIX в.)

В XVIII в., с которого начинается отсчет второго периода в развитии экстрадиции, договоры о выдаче все более распространяются не только на дезертиров, но и на общеуголовных преступников – убийц, фальшивомонетчиков, воров, поджигателей, а сотрудничество государств в уголовном преследовании этих лиц становится все более интенсивным. Во многом это объясняется интенсификацией перемещения людей из одного государства в другое, особенно возросшей в связи с процессами индустриализации Европы и появлением новых видов транспорта, что вызвало проблемы борьбы с грабителями на железных дорогах, бродягами и лицами, совершающими трансграничные преступления.

Подтверждением тому, что необходимость в урегулировании отношений по поводу выдачи преступников прежде всего возникает у географически сопредельных стран, служит тот факт, что из свыше девяноста международно-правовых договоров, заключенных за период с 1718 по 1830 г. по вопросам экстрадиции, основная часть связала обязательствами географически соседствующие государства, более других испытывающие объективную потребность помогать друг другу в поимке лиц, скрывающихся от правосудия.

Из такого рода договоров второго периода заслуживают внимания конвенция между Францией и Испанией 1765 г., которая с изменениями и дополнениями действовала до конца XIX в., а также заключенный в 1777 г. договор между Францией и Швейцарией, в котором стороны обязались взаимно выдавать «государственных преступников, убийц и других лиц, виновных в общих преступлениях».

Ведущая роль в формировании и развитии экстрадиционного права с конца XVIII и до конца XIX в. принадлежит Франции.[20 - Штиглиц А. Исследование о выдаче преступников. СПб., 1882. С. 7–8.] Благодаря именно ее международной деятельности было инициировано большинство из ныне существующих положений, содержащихся в договорах о выдаче (невыдача лиц, совершивших преступления политического характера, недопустимость выдачи за преступления с истекшим сроком давности и т. д.). Даже термин «экстрадиция» (фр. extradition лат. ех из, вне traditio передача) вошел в оборот благодаря Франции, где он впервые был официально употреблен в декрете от 19 февраля 1791 г., которым регламентировались отдельные процедуры выдачи,[21 - Для сравнения, в Англии новый термин обретает официальное звучание лишь с принятием закона об экстрадиции 1870 г., а в Америке – с 1848 г. До этого для обозначения выдачи использовалось понятие «remittre».] а сам французский язык получил в конце XVIII в. официальное признание в качестве рабочего языка дипломатической переписки по делам о выдаче.

Не без влияния Франции намечается в это же время тенденция к заключению многосторонних соглашений о выдаче. Первым из них явился Амьенский договор, подписанный в 1802 г. Великобританией, Голландией, Испанией и Францией.[22 - The American Journal of International Law. 1935. N 1–2. P. 41–42.]

Наконец, особенно большое количество специальных конвенций о выдаче дезертиров, принятых в этот период, также объясняется войнами союзников против Франции.

Таким образом, второй период, включающий в себя весь XVIII в. и первую половину XIX в., оказался для зарубежья и прежде всего для Западной Европы очень продуктивным как по количеству, так и по разнообразию заключенных договоров, а также по внедрению в практику выдачи ряда нововведений. Хотя в целом выдача в это время пока еще обусловлена главным образом политическими мотивами, а также соседством и родственными либо союзными отношениями. Поэтому и постановления о выдаче встречаются в большей части в союзных трактатах о дружбе. А беглые преступники, виновные в обычных деяниях, охотно принимаются на чужой территории, ибо в них видят даже приобретение для страны, а в их невыдаче – акт, способствующий росту населения.[23 - Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1883. С. 388.]

Например, в 1808 г. была заключена картельная Конвенция между Россией и Саксонией, по от. XIV которой выдаче подлежали не только военнослужащие нижних чинов, но и «всякого состояния люди». Русское правительство не особенно настаивало на принятии этой статьи, но когда Саксония приняла столь широкое обязательство, оно изъявило желание, чтобы и Пруссия также подписала постановление о выдаче всякого звания людей и обыкновенных преступников. Но из доклада представителя России явствовало, что прусское правительство едва ли согласится принять такую статью ввиду господствующего в Пруссии взгляда, что «прусское население может только выиграть от эмиграции из России», и предложение о выдаче всех перебежчиков было отозвано.[24 - Там же. С. 391.]

в) 3-й период (1840–1943 гг.)

В третий период, начавшийся для западноевропейских стран с 40-х годов XIX столетия, появляется осознание необходимости бороться общими силами против преступников, совершивших не политические, а общеуголовные деяния. Благодаря заключаемым с этой целью договорам выдача наконец-то наполняется своим подлинным смыслом, превращаясь в действительный акт правовой помощи (оказываемой одним государством другому) в области международного общения.

По мере дальнейшего совершенствования средств сообщения открываются новые возможности для преступников находить более благоприятные и менее заметные формы перемещений с целью скрыться от правосудия, в том числе в отдаленных странах. Возрастающая мобильность населения требует осуществления контроля за передвижением людей уже на глобальном уровне. Даже те страны, которые прежде были защищенными в силу их географического положения по сравнению с государствами континентальной Европы, столкнулись с необходимостью принятия особых мер против вторжения преступности из-за рубежа.

Так, Великобритания, долгое время отличавшаяся либерализмом в отношении иммигрантов и неодобрительным отношением к процедуре выдачи, принимает в 1870 г. специальный закон об экстрадиции, который открывает интенсивный период в урегулировании данного института: если к концу 1869 г. она имела лишь три экстрадиционных договора с зарубежными странами, то с 1870 по 1910 г. экстрадиционные соглашения были заключены с 34 государствами.

К концу XIX в. большинство стран Европы и ряд стран американского континента заключили договоры как друг с другом, так и с географически удаленными государствами. Известную оригинальность привнесла в этот процесс Великобритания, начавшая выстраивать систему параллельных экстрадиционных отношений со странами, образующими Британское Содружество Наций, с одной стороны, и со всеми иными государствами – с другой.

Начало процессу нормативного оформления института экстрадиции в рамках указанного Содружества было положено в 1843 г., когда парламент Великобритании принял первый закон о регулировании процедуры выдачи находящихся в розыске преступников на всем пространстве британских колониальных владений. В 1881 г. он был заменен Законом о находящихся в розыске правонарушителях (Fugitive offenders Act).[25 - См.: Kenny. Outlines of criminal law. Cambridge, 1945. P. 488.] В созданную таким образом систему экстрадиции в рамках Британского Содружества вошло 35 государств, включая собственно Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, а также практически все английские колонии (Гана, Гонконг, Индия, Кипр, Малави, Малайзия, Новая Зеландия и др.).

Усиливается тенденция к увеличению количества многосторонних соглашений о выдаче и на других континентах. Так, в 1889 г. в столице Уругвая – Монтевидео между Аргентиной, Боливией, Парагваем, Перу и Уругваем была заключена конвенция по международному уголовному праву, ст. 19–43 которой касались вопросов выдачи.[26 - Ibid. P. 274–279.]

В XX в. многостороннее сотрудничество получает дальнейшее развитие. За договором, заключенным в Монтевидео, последовала Конвенция 1902 г., которую подписали в столице Мексики уже 17 стран (включая всех участников Конвенции 1889 г.), а именно: Аргентина, Боливия, Гаити, Гватемала, Гондурас, Доминиканская Республика, Колумбия, Коста-Рика, Мексика, Никарагуа, Парагвай, Перу, Сальвадор, Соединенные Штаты Америки, Уругвай, Чили, Эквадор.

Следующим актом в межамериканской системе экстрадиции явилась подписанная в столице Венесуэлы – Каракасе Конвенция 1911 г., участниками которой стали пять государств: Боливия, Венесуэла, Колумбия, Перу и Эквадор.

В развитие конвенции 1911 г. в 1928 г. на VI Международной конференции американских государств в Гаване был одобрен проект Общей конвенции по международному праву (известный в настоящее время как кодекс Бустаманте), книга III которого под названием «Международное уголовное право» включала статьи об экстрадиции, призванные служить дополнением к уже существующим договорам. Его участниками стали Боливия, Бразилия, Венесуэла, Гаити, Гватемала, Гондурас, Доминиканская Республика, Коста-Рика, Куба, Никарагуа, Панама, Перу, Сальвадор, Чили, Эквадор.

В 1933 г. страны американского континента принимают в Монтевидео еще одну межамериканскую конвенцию о выдаче, которая, не отменяя существующие двусторонние или коллективные договоры, должна была автоматически войти в силу в случае прекращения действия предыдущих договоров (ст. 21). Среди ратифицировавших данную конвенцию стран фигурируют Аргентина, Гватемала, Гондурас (с оговорками), Доминиканская Республика, Колумбия, Мексика (с оговорками), Никарагуа, Панама, Сальвадор (с оговорками), Соединенные Штаты Америки (с оговорками), Чили (с оговорками), Эквадор (с оговорками). Выразили свое согласие на обязательность конвенции через акт подписания такие страны, как Бразилия, Куба, Парагвай, Перу. В последующем (в 1940 и 1957 гг.) конвенция дважды подвергалась процедуре пересмотра.[27 - См.: Зимин В. П., Зубов И. Н. Международное сотрудничество в области борьбы с преступностью и охраны общественного порядка. М., 1993. С. 101; Васильев Ю. Г. Институт выдачи преступников (экстрадиции) в современном международном праве. М„2003. С. 59–60.]

В 1952 г. к обустройству региональной системы экстрадиции приступила Лига арабских государств, приняв на своем Совете конвенцию о выдаче.

На европейском континенте региональные вопросы выдачи были урегулированы в Европейской конвенции 1957 г., в конвенции государств Бенилюкса 1962 г., не ратифицировавших названную выше конвенцию, а также в Скандинавском договоре о выдаче 1962 г., участниками которого стали Дания, Исландия, Норвегия, Финляндия и Швеция.

Неоднократно рассматривались на международном уровне и доктринальные проблемы экстрадиции. Так, экстрадиционная практика государств была обобщена на Оксфордской сессии Института международного права в 1880 г. В принятой по ее итогам Резолюции были сформулированы общие положения, касающиеся взаимодействия государств по вопросам выдачи.[28 - The American Journal of International Law. 1935. N 1–2. P. 299–302.] В последующем Институт международного права возвращался к проблемам выдачи на сессиях, которые проходили в 1890 г. в Женеве и в 1894 г. в Париже. В 1924 г. Лига Наций образовала Комитет экспертов по прогрессивной кодификации международного права, одной из задач которого также было изучение вопросов экстрадиции.[29 - League of Nations. Document C. 51. M., 1926. C. 28.]

г) 4-й период (с 1943 г.)

В середине XX в. решающую роль в развитии института экстрадиции сыграла Вторая мировая война. Наказание за злодеяния, творимые в ее ходе фашистами, становится одной из основных целей войны. Уже 13 января 1942 г. союзные державы приняли «Межсоюзническое заявление о наказании за военные преступления», известное как Сент-Джеймская декларация. Далее последовал целый ряд заявлений и выступлений, в которых союзники выразили решимость подвергнуть уголовному преследованию тех, кто несет ответственность за зверства, убийства и казни или принимал в них непосредственное и добровольное участие. Эта общая решимость привела не только к учреждению Нюрнбергского и Токийского международных военных трибуналов, созданных «для суда над военными преступниками, преступления которых не связаны с определенным географическим местом», но и к многочисленным процессам над военными преступниками, организованным в тех странах, где они совершили свои преступления.[30 - См.: ст. 1 и 4 Соглашения между Правительствами Союза Советских Социалистических Республик, Соединенных Штатов Америки и Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и Временным Правительством Французской Республики о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран оси (Лондон, 8 августа 1945 г.) // Действующее международное право: В 3 т. Т. 3. М., 1996.]

Именно с этого момента экстрадиция приобретает важное значение в вопросах преследования за преступления против мира и безопасности человечества. Так, еще Московская декларация 1943 г. закрепила обязанность участников отсылать военных преступников «в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того чтобы они могли быть судимы и наказаны».[31 - Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: Документы и материалы: В 3 т. Т. 1. М., 1946. С. 418.] Затем в Резолюции от 13 февраля 1946 г. «О выдаче и наказании военных преступников» Генеральная Ассамблея ООН обязала все государства – члены ООН принять необходимые меры для ареста и высылки военных преступников в те страны, где они совершили преступления, для суда и наказания по законам этих стран.[32 - Резолюции, принятые Генеральной Ассамблеей на первой части I сессии. Лондон, 1946. С. 10. См. также: Международное право в избранных документах: В 3 т. М., 1957. Т. III. С. 404.] Об обязанности выдачи лиц, совершивших преступления, предусмотренные ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала, говорится и в Резолюции ООН от 31 октября 1947 г. «О выдаче преступников войны и изменников».[33 - Официальный отчет Генеральной Ассамблеи, вторая сессия. Резолюции. Нью-Йорк, 1947. С. 57.]

Таким образом, история развития института выдачи преступников охватывает собой все исторические типы общества. Однако лишь в новое время выдача приобрела общечеловеческое значение в отношении преступлений международного характера и преступлений против мира и безопасности человечества.

Весьма существенна роль ООН и в кодификации института выдачи за общеуголовные преступления. 14 декабря 1990 г. на 45-й сессии ее Генеральной Ассамблеи в рабочем порядке был принят

Типовой договор о выдаче, который вобрал в себя многие прогрессивные положения.[34 - Manual on the Model treaty on extradition // Intern, rev. of criminal policy. N. Y., 1995. N45-46. P. 10.]

д) Россия в зеркале мировой истории экстрадиции

Не оставалась в стороне от вышеописанных процессов и Россия, хотя история ее договорных отношений по вопросам выдачи имеет несколько иную периодизацию, нежели та, которая предложена Ф. Ф. Мартенсом применительно к мировому процессу развития института экстрадиции.

В частности, «выпадает» из российского процесса развития экстрадиционной практики древний мир, поскольку «исторически памятники нашей страны эпохи древнего мира не содержат никаких доказательств существования такой практики на ее территории хотя бы в виде единичных фактов».[35 - Родионов К. С. Закон Российской Империи 1911 г. об экстрадиции // Государство и право. 2003. № 7. С. 81.] Вспомним, что, по Нестору, возраст российской государственности отсчитывается с 862 г.

Поэтому начало истории экстрадиции в России связывается с эпохой раннего средневековья, а именно с Договором о мире и дружбе, заключенным киевским князем Олегом с Византией (911 г.), и такими же договорами, заключенными с греками его преемниками – киевскими князьями Игорем (945 или 944 г.) и Святославом (971 г.).[36 - См.: Памятники русского права. Вып. 1. М., 1952. С. 13–14; Российское законодательство X–XX вв.: В 9 т. / Под общ. ред. О. И. Чистякова. Т. 1. Законодательство Древней Руси / Под общ. ред. В. Л. Янина. М., 1984. С. 142.] По мнению многих исследователей, в указанных договорах имелись и экстрадиционные нормы, устанавливающие, что русские, совершившие преступления в Византии, должны выдаваться для наказания отечеству, а греки – отсылаться в Византию, хотя некоторыми учеными дается иная интерпретация этим нормам.[37 - Так, К. С. Родионов полагает, что в данных нормах речь идет не о выдаче лица как процедуре оказания помощи при его уголовном преследовании, а об оказании помощи частным лицам в задержании и возвращении на родину должника, что относится к сфере гражданско-правовых отношений (Родионов К. С. Закон Российской Империи 1911 г. об экстрадиции. С. 81).]

Такие же обязательства можно найти в договоре Новгорода с немцами, заключенном в конце XII в.[38 - Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов. Т. 2. М., 1996. С. 232.]

Первым же соглашением, специально регулирующим выдачу, стала Договорная запись со Швецией от 19 октября 1649 г. о выдаче перебежчиков, по которой обе державы обязались выдать всех перебежавших после 1 сентября 1647 г. лиц и впредь «никаких перебежчиков не принимать и с одной стороны на другую не подзывать и не подговаривать». Свое развитие эти положения получили в российско-шведском договоре 1661 г. «О вечном мире между обеими державами», а также в конвенциях о выдаче 1798, 1801 и 1810 гг.

Однако указанные соглашения, как и другие договоры, заключенные Россией в XVIII и первой половине XIX столетия, имели в виду не только и даже не столько преступников, сколько вообще всех лиц, бежавших из одной страны в другую, в том числе политических выходцев и военных беглых. Примером тому может служить и Нерчинский трактат 1689 г., по которому Россия обязалась выдать Китаю его перебежчиков, а китайское правительство – русских, которые покинут свою родину после заключения этого трактата.

Что касается второго периода истории экстрадиции, отмеченного для Западной Европы большим количеством заключенных соглашений и стремлением охватить ими разные категории преступников, то Россия из этого процесса практически «выпала», поскольку за этот период она заключила лишь несколько договоров, в которых речь шла о выдаче только военных дезертиров: три – с Австрией (1808, 1815 и 1834 гг.), три – с Пруссией (1804, 1816 и 1830 гг.) и один – с Саксонией (1808 г.).[39 - Именно поэтому К. С. Родионов предлагает считать вторым для истории экстрадиции в России период с 1815 г. – года окончательной победы над Наполеоном до 1864 г. – года проведения в России судебной реформы (Родионов К. С. Закон Российской Империи 1911 г. об экстрадиции. С. 81).]

В отношении же иных лиц показательным для разделяемых Россией взглядов того времени на убежавших из других стран как на ресурс прироста населения является тот факт, что в ходе состоявшихся в начале XIX в. переговоров между Россией и Австрией о взаимной выдаче русский министр иностранных дел обратился к министру внутренних дел князю Кочубею с запросом относительно того, не будет ли полезным распространить действие предложенной к заключению с Австрией картельной конвенции о дезертирах на людей «всякого звания». Последний Отношением от 5 апреля 1805 г. ответил на это, что такое распространение не в интересах России, так как пограничные с Австрией и Пруссией владения слабо населены, а конвенция, обязывающая к выдаче выходцев их этих государств, послужит только препятствием к дальнейшему умножению населения, которое, как заметил князь, «долго еще должно быть предметом попечительности нашей».[40 - Цит. по: Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1883. С. 390.]

Впрочем, отдельные факты беглецов невоенного звания имели место. Так, в 1774 г. прусский посланник в Санкт-Петербурге потребовал ареста и выдачи купца Шульца, убежавшего из Штеттинской тюрьмы, куда попал по обвинению в «некоторых обманах». Коллегия иностранных дел дала предписание исполнить это требование, так как «подобные люди не должны иметь ни малейшего защищения, но паче стараться надобно таковых отсюда обратно за границу высылать или выдавать по бывающим о них требованиям». Поэтому несмотря на то, что Шульц поселился с 1773 г. в Петербурге и, торгуя винами, был записан в купечестве, его арестовали, описали его имущество и самого представили в коллегию иностранных дел для выдачи.[41 - Там же.]

И все же в этот период выдача преступников в подлинном смысле этого понятия была явлением исключительным. «Не о них заключались Россией договоры с другими державами, но против политических заговорщиков и беглых военных (дезертиров)».[42 - Там же. С. 389.]

Попытки же России заключить специальные картельные конвенции оставались безрезультатными, наталкиваясь на обструкционистскую позицию западноевропейских стран, уклонявшихся от принятия по отношению к России каких-либо положительных в отношении выдачи обязательств ввиду испытываемого недоверия к российскому правосудию. В этом кроется главная причина столь незначительного числа договоров, заключенных в этот период. Следовательно, серьезные переговоры с Россией о заключении специальных конвенций могли начаться только после судебной реформы.

Любопытны в этой связи рассуждения Чезаре Беккариа о полезности межгосударственных договоров о выдаче. Хотя они не касаются напрямую России, но все же, ставя вопрос о том, полезна ли взаимная выдача преступников государствами, автор пишет: «Я не могу взять на себя смелость в решении этого вопроса до тех пор, пока законы, более соответствующие потребностям человечества, более мягкие наказания и отсутствие зависимости от произвола и мнений не обеспечат безопасность притесняемой невинности и презираемой добродетели, пока тирания не будет изгнана отовсюду в обширные равнины Азии всеобщим разумом, все более объединяющим интересы престола и подданных. Однако лишь полная уверенность в том, что не осталось ни пяди земли, где бы прощали истинные преступления, могла бы стать действенным средством их предупреждения».[43 - Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. С. 211.]

Потребовалась судебная реформа 1864 г., чтобы Россия смогла вырваться из состояния изоляции. Реформа послужила мощным импульсом для заключения новой серии экстрадиционных соглашений, первым из которых явился договор с Данией, подписанный в 1866 г., с которого начинается третий период эволюции экстрадиции в России. В годы, последовавшие за изданием судебных уставов 1866 г., заключаются конвенции о выдаче со многими государствами, в том числе с Нидерландами (1867), Баварией и Великим Герцогством Гессенским (1869), Италией (1871), Бельгией (1872), Швейцарией (1873), Австро-Венгрией (1874), Англией и Испанией (1877), Монако (1883), Пруссией (1885) и т. д.[44 - См.: Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами: В 13 т. СПб., 1869–1902 гг.; Лист Ф. Международное право (в систематическом изложении) / Пер. В. Э. Грабаря. Юрьев (Дерпт), 1912. С. 328–329; Сборник заключенных Россией действующих конвенций о выдаче преступников и о непосредственных сношениях русских пограничных судебных учреждений с иностранными судебными местами: Особое приложение к настольной книге криминалиста-практика. СПб., 1908.]

В целом же с 1866 по 1911 г., т. е. за 45 лет, Россия заключила 24 соглашения о выдаче, связавшие ее едва ли не со всеми западноевропейскими странами, включая Великобританию (1886), Португалию (1887), Испанию (1888), Великое Герцогство Люксембургское и Швейцарию (1892), Нидерланды (1893), Данию (1909),[45 - Одно из немногих исключений составляла Франция, дипломатия которой практически до конца XIX в. отметала всякую возможность заключения с Россией каких-либо договоров.] а также с рядом стран других континентов, в том числе с Конго и Перу (1886), Северо-Американскими Штатами (1887), Японией (1911) и др. Войдя таким образом в третий период (пусть даже с некоторым опозданием по сравнению с Западной Европой), Россия довольно быстро сумела ликвидировать отставание от европейского процесса развития экстрадиции, причем не только в количественном отношении, но и в качестве юридической проработки договорных и национальных норм, обеспечивающей их соответствие мировому уровню экстрадиционной практики начала XX в.[46 - Одним из подтверждений тому служит закон Российской империи «О выдаче преступников по требованиям иностранных государств», который, по оценке К. С. Родионова, можно смело отнести к числу весьма удачных, ибо по своим достоинствам «его нормы не уступают, а может быть, и превосходят нормы наших законов и договоров, образующих сегодня правовую базу Российской Федерации» (Родионов К. С. Закон Российской Империи 1911 г. об экстрадиции. С. 80).]

С Октябрьской революции 1917 г. начинается новый этап российской истории. От этой даты можно было бы отсчитывать и четвертый период отечественной истории договорных отношений по вопросам выдачи. Но только номинально. Фактически же за несколько первых десятилетий власти Советов институт экстрадиции не получил никакого развития. Теоретические изыскания, касающиеся международного сотрудничества в борьбе с преступностью, были свернуты, а реальные международные связи в сфере оказания правовой помощи по уголовным делам – прерваны. Этот период «экстрадиционного безвременья» объясним состоянием изоляции, в котором оказалась советская Россия, а затем и Советский Союз.

Вторая мировая война и последовавший за ней еще более длительный период противостояния с западным миром в «холодной войне» не способствовали развитию внешних связей. Поэтому первые двусторонние договоры о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам были заключены СССР лишь в конце 50-х годов со странами так называемого социалистического содружества: Корейской Народно-Демократической Республикой, Польской Народной Республикой и Чехословацкой Социалистической Республикой (все 1957 г.), а также с Народной Республикой Албанией, Румынской Народной Республикой и Венгерской Народной Республикой (все 1958 г.).[47 - См.: Договоры об оказании правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам, заключенные СССР с другими социалистическими государствами. М., 1973.]

В последующем, по мере возрастания количества подобных договоров, постепенно не только расширялась география экстрадиционного взаимодействия СССР, но и обогащалась политическая палитра стран, с которыми они заключались. В их числе оказались, например, Федеративная Народная Республика Югославия (1962) и Иракская Республика (1973), Народная Республика Болгария (1975) и Финляндская Республика (1978), Республика Вьетнам и Греческая Республика (1981), Алжирская Народная Демократическая Республика (1982), Республика Кипр, Республика Куба, Тунис (1984 г.) и др[48 - См.: Сборник международных договоров Российской Федерации по оказанию правовой помощи. М., 1996.].

И все же нельзя не заметить, что в числе партнеров России по экстрадиционным соглашениям того времени не нашлось места для ведущих мировых держав и большинства развитых стран Западной Европы. Эта картина отражает положение дел во взаимоотношениях СССР со многими другими странами в эпоху «холодной войны».

Демократические преобразования в СССР периода «перестройки» послужили импульсом к более всестороннему и активному сотрудничеству в сфере оказания правовой помощи в борьбе с преступностью, в том числе в форме присоединения к значительному числу международных конвенций, многосторонних и двусторонних соглашений, участия в работе органов, институтов ООН, ЮНЕСКО, ЮНИСЕФ, имеющих целью борьбу с преступностью. Присоединившись в 1990 г. к Интерполу, Советский Союз начал участвовать в деятельности по международному розыску преступников через свое национальное бюро Интерпола.

С распадом СССР в 1991 г. Российская Федерация, как правопреемник по его международным обязательствам, осталась стороной международных соглашений о правовой помощи, участником которых был СССР. Кроме того, на смену ст. 31 УПК РСФСР, определявшей порядок сношений российских судов, следователей и органов дознания с соответствующими органами экссоюзных республик, пришли заключенные в период 1992–1993 гг. двусторонние договоры о правовой помощи с вновь образованными государствами ближнего зарубежья – Азербайджаном, Кыргызстаном, Латвией, Литвой, Молдовой, Эстонией, а также многосторонняя Минская конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам, представляющая собой комплексный международно-правовой акт, вписавшийся в рамки уже действующих двусторонних соглашений.[49 - Там же. С. 31–52.]

С учетом растущих потребностей в сотрудничестве по уголовно-правовым вопросам была продолжена работа по обновлению договорной базы в этой области и со странами дальнего зарубежья. С одними из них (в частности, с Албанией,[50 - См.: прежний Договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Народной Республикой Албанией об оказании правовой помощи по гражданским, семейно-брачным и уголовным делам (Москва, 30 июня 1958 г.). Действовал с 26 февраля 1959 г. (Ведомости Верховного Совета СССР. 1959. № 10. Ст. 72).] Кубой,[51 - См.: прежний Договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Республикой Куба о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам (Гавана, 28 ноября 1984 г.). Действовал с 7 августа 1986 г. (Ведомости Верховного Совета СССР. 1986. № 36. Ст. 743).] Монголией,[52 - Со дня вступления в силу настоящего Договора прекратил свое действие Договор между СССР и МНР о взаимном оказании правовой помощи по гражданским, семейно-брачным и уголовным делам (Улан-Батор, 25 августа 1958 г.) // Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XXI. М., 1967.]Польшей[53 - До этого времени действовал Договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Польской Народной Республикой о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Варшава, 28 декабря 1957 г.).]) Россия перезаключила соглашения о правовой помощи, с другими установила до того отсутствующие договорные отношения.

Наряду с этим наметилась тенденция к заключению узкопрофильных (специальных) экстрадиционных договоров, т. е. посвященных исключительно экстрадиции. Таков, например, Договор о выдаче, заключенный в 1995 г. с Китаем,[54 - Сборник международных договоров Российской Федерации по оказанию правовой помощи. М., 1996. С. 280.] при том, что на тот период времени с КНР уже имелось многоцелевое соглашение о правовой помощи.[55 - См.: Договор между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой о правовой помощи по гражданским и уголовным делам (Пекин, 19 июня 1992 г.). Вступил в силу 14 ноября 1993 г.] За ним последовали специальные экстрадиционные соглашения с Индией (1998 г.) и Бразилией (2002 г.). В русле этой тенденции можно рассматривать и присоединение России в 1999 г. к Европейской конвенции о выдаче 1957 г., хотя значение этого факта выходит далеко за пределы изложенного обстоятельства.

Активная законотворческая работа началась также на национальном уровне. Отдельная статья о выдаче появилась в Уголовном кодексе РФ, принятом 13 июня 1996 г. Еще более кардинальным шагом в этом направлении явилось включение в Уголовно-процессуальный кодекс РФ, принятый 18 декабря 2001 г., принципиально нового раздела, посвященного международному сотрудничеству в сфере уголовного судопроизводства.[56 - Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 52. Ч. 1. Ст. 4921.] Ни один из ранее действовавших УПК не определял порядок взаимодействия с соответствующими компетентными органами и должностными лицами иностранных государств по данным вопросам в таком объеме, широте и детализации.[57 - К попытке указать на порядок сношений судов, прокуроров, следователей и органов дознания с соответствующими учреждениями иностранных государств можно отнести ст. 32 УПК РСФСР 1960 г., но уголовно-процессуальная деятельность в ней фактически не регламентировалась, а сама статья носила отсылочный (по отношению к международным договорам) характер и полноценной правовой базы для международного сотрудничества не создавала.]